О чём молчали города. Мистические истории - Корж Дарья

– Пожалуй, только ты мне и рад, Дон Хуан, – с теплом произносит он и целует пса в макушку. И тот впервые облизывает ему лицо.

Отсутствие еды в доме гонит Толика на улицу. По привычке он крадётся по лестнице. Михолап забрал у него подвеску и теперь ему нечего продать, чтобы заплатить долг. Надо будет снова идти на дело. Потому что даже если он вдруг станет честным и найдёт работу, зарплату в триста тысяч ему никто не выпишет.

Со Славиком он нос к носу сталкивается на выходе из подъезда. Бежать некуда. Тот улыбается и бросает на него хищный взгляд.

– Твой дружбан передал мне бабло, – с ноткой презрения сообщает он. – Ведь можешь же быть сообразительным, когда хочешь.

– Мой дружбан? – Толик лихорадочно соображает, кто бы это мог быть, но, кроме Михолапа, на ум никто не приходит. Ведь никто больше не знает о долге.

– Ну да, такой солидный дядечка в возрасте. Но учти, что больше с тобой дел я иметь не хочу, – Славка отталкивает его и проходит в подъезд.

Накупив еды себе и собаке, Толик возвращается домой. Он рад, что теперь может начать новую жизнь, что идти на грабеж, чтобы выплатить долг, не надо. И от этого ему становится легко и приятно.

Возле подъезда он замечает крутую иномарку. Привалившись к ней спиной, стоит Михолап. В костюме, с напомаженной шевелюрой. Его трудно узнать, но это всё же он.

– У меня к тебе предложение, – вместо приветствия говорит он.

– Нет, – категорически произносит Толик.

– Нужно узнать, кто заставляет людей кончать жизнь самоубийством, прыгая с моста.

– Вот ты этим и займись, – не сдаётся Толик. – Спасибо тебе за то, что заплатил мой долг. Я всегда буду тебе за это благодарен. Но на этом всё. Будем считать, что эта история была галлюцинацией.

– Самой лучшей в твоей жизни, ну признай же это! И Миловея шлёт тебе приветы.

– Нет, – снова повторяет Толик, но решимости уже становится меньше.

– Разве тебе не хочется настоящей жизни? – прищурившись, спрашивает Михолап.

– У меня сейчас собака от голода сдохнет, – уходит от ответа Толик.

– Я всю неделю кормил этого засранца. Потерпит пару часов, – небрежно произносит Михолап, рассматривая свои ногти. – Ну, так что?

– И куда ты хочешь, чтобы мы двинули? – уступает Толик.

– Садись в машину, – воодушевлённо произносит Михолап. – Это такая невероятная история, в которой сам чёрт ногу сломит…

Ессентуки

В России существует давняя традиция повязывать цветные ленты на ветки дерева, чтобы исполнилось желание. Обычно выбирают какое-то особенное дерево, например, растущее на перекрёстке трёх дорог или на берегу водоёма. Повязывая ленточку, девушки чаще всего молятся о счастливом браке или о рождении ребёнка.

Счастливое дерево

Ольга Макарова

Двадцать пять – это вам уже не восемнадцать. Особенно когда весь твой мир – работа и дом, а дом – пустая квартирка. Неплохая такая, правда, не в центре города, но рядом чудный парк. Без родителей: мама с папой уехали жить в деревенский домик, называемый фазендой, чтобы не стеснять Иришку. Маме казалось, что они мешают дочери строить светлое семейное будущее, своё гнёздышко. Но всё было зря. Иришкин маршрут был строг и неизменен.

Иришка дама симпатичная, всё при ней, мама с папой вообще говорили: красавица. Она не могла понять, ну почему ей никак не везёт. Все её подруги замужем, некоторые уже детишек нянчат, а она одна. И не придирчивая она особо, ну так чтобы сморщить носик и, состроив гримаску, протянуть: фи-и-и какой, это не моё. Нет, может, и хотелось так сделать, да выбирать было не из чего, точнее не из кого. Женихи табунами под окнами не ходили, телефон не обрывали и букетами не заваливали.

Двадцать пять – это вам, конечно, не тридцать. Но понимать это начнёшь только в сорок, а когда тебе двадцать пять и ты одна, кажется, что ты одинокая старуха. Пора котика заводить.

Вон Светка, Иришкина одноклассница, уже успела второй раз замуж выйти. И с ребёночком от первого брака. И что ей там, в первом, не сиделось? Вот из-за таких светок нам, Иришкам, и нет пары.

Ну где-то же он должен быть! Ну должен. Для неё, Иришки, должен быть на земле парень, который будет любить только её, чтобы вот раз – и на всю жизнь, чтобы мысли только о нём и счастье до последнего вздоха.

Я к нему поднимусь в небо,

Я за ним упаду в пропасть,

Я за ним… извини, гордость…

Я за ним одним,

Я к нему одному…

Иришка, которая с детства попсу не переносила, третий раз завела песню Дубцовой. «Только мысли всё о нём и о нём, о нём и о нём», – крутилось в голове.

– Счастливая ты Иришка, делаешь что хочешь, а тут с утра круговерть: ребенка в сад, мужа на работу собрать, наготовить, вздохнуть некогда. А у тебя и порядок всегда, – говорила подруга Наталья, убегая к мужу и сыну. – Давай в другой раз сходим в консерваторию, сегодня Пашку некуда пристроить.

Счастливая Иришка понимающе улыбалась, вздыхала и провожала взглядом несчастную Наталью.

Теперь у неё будет целый счастливый свободный вечер. Впрочем, как и всегда.

Подруги знакомили её со своими знакомыми, знакомыми знакомых и знакомыми их знакомых. Но дальше первой встречи дело не шло.

– Вадик, приходи к нам завтра, Иришку позовём, – собирала гостей очередная подруга.

– Ириииишку? – тянул очередной претендент в женихи. – Не знаю, планы были, может, в другой раз.

В школе Иришка мечтала, что обязательно встретит Его. Наигрывая сонатину Гайдна, лелеяла в голове образ молодого Есенина вперемешку с образом Илюши Пряхина, мальчика, с которым познакомились на олимпиаде по биологии.

Никому и в голову не приходило, что отличница Иришка могла думать не о музыке, поэзии и театре, и даже не о школе и экзаменах. А о чем может думать девочка с куцым хвостиком и в ужасных очках, расплакавшаяся на уроке литературы, – потому что она, Иришка, к стыду своему, не сможет повторить бессмертный подвиг Зои, нет у неё той силы и стойкости духа.

– Ирк, ты хоть реснички подкрась, – учила её Светка, – мальчики, они не за оценки любят. Ты что думаешь, весь вечер ему стихи читать будешь? Давай я тебе причёску сделаю. И очки, смени очки, ты так себе парня не найдёшь… – вздыхала подруга, пытаясь изобразить на Иришкиной голове подобие модной прически. – Ну хоть что-то. И улыбайся, улыбайся.

– Может, я просто некрасивая? – делилась Иришка с подругой.

– Да перестань. Ну не красавица, конечно, – Светка многозначительно закатывала глазки, – но очень даже хорошенькая.

Иришка улыбалась, а вечером перед сном перечитывала любимые стихи Есенина и Пастернака. «Не стихи ему читать, хм, а что же… – думала Иришка, засыпая, – может, он любит музыку?»

Иришкина тётка Полина, толстушка и хохотушка, уверенно заявляла Иришке: «Не бойся, такая красотка – одна не останешься, собой будь, собой. Ты что думаешь, я вот за Петра держусь? Ну сбежит Пётр, прибежит Василий, я одна не останусь. А уж ты молодая…»

Тёткина уверенность передавалась Иришке минут на двадцать, потом всё как-то расплывалось мягким облаком и таяло под потолком тёткиной кухни.

– Ой, Ирка, ну ты даёшь, – Наташа развела руками, – ты же в интернете бываешь, там этих сайтов знакомств пруд пруди. Ну зайди куда-нибудь, глядишь – и познакомишься. Вон Лерка из соседнего отдела, она своего по интернету нашла, уже семь лет вместе, живут душа в душу. И ты не теряйся. Надо только фотографию выложить посимпатичней. А то ты всё на форумах садоводов да книголюбов. Кого ты там найдешь себе? Пенсионера-огородника.