Николай Переяслов - Перед прочтением — сжечь!
Дверь не откроется. Нет, нет, нет…
Время словно бы остановилось, давая Яну возможность опомниться. И только-только он расслабился, только начал понимать, что дверь, должно быть, не заперта и можно спокойно выйти в спасительный коридор, к людям, подальше от этого нестерпимого ужаса, как вечно сырые, покрытые пятнами, воняющие тиной и рыбой руки мягко сомкнулись на его шее, неумолимо разворачивая его так, чтобы в свою последнюю минуту он ещё успел посмотреть в приблизившееся к нему на расстояние поцелуя мёртвое лиловое лицо. Лицо судьбы…
…Не знаю, каким образом, но уже через час после того, что произошло в 217-м номере гостиницы «Высотная», о таинственной смерти поэта было известно всему Красногвардейску. Попервоначалу, говорят, даже сграбастали в качестве подозреваемой саму Гилену Пацюк, предположив, что это именно она и удавила Голоптичего вследствие глубочайшего разочарования, охватившего её по причине несоответствия сексуальной репутации поэта его реальным возможностям, но журналистка, во-первых, тут же предоставила ментам своё неопровержимое алиби в лице местного предпринимателя и политика Альберта Лохопудренко, возглавлявшего в Красногвардейске филиал московского водочного завода «Кристалл», который немедленно прибыл в отделение и подтвердил факт их (сугубо деловой) встречи за стенами гостиницы в то самое время, когда там погиб Голоптичий, а во-вторых, московская стерва умудрилась каким-то образом дозвониться до своей телестудии и оттуда незамедлительно начали давить по всем каналам и на следователя Бахыта Кондомова, и на полковника Дружбайло, и на самих мэра с губернатором, так что часа через полтора после своего препровождения в отделение милиции Гилена Пацюк была с извинениями оттуда выпущена и на лучшем милицейском «форде» с мигалками возвращена в гостиницу. Быстренько собрав с дивана свои трусы и бюстгальтеры да ссыпав с тумбочки в сумку презервативы и сигареты, она связалась по мобильнику с Альбертом Лохопудренко, который тут же подогнал к дверям гостиницы темно-синий «Volkswagen» и увез её в областной центр, откуда, в отличие от красногвардейского вокзала, не раз в три дня, а каждый вечер уходило по два-три скорых поезда на столицу.
По пути они сделали тридцатиминутную остановку на обочине трассы, и Гилена хотя бы в малой степени компенсировала с предпринимателем дозу того удовольствия, которое ей так и не смог доставить из-за своей непредвиденной и таинственной гибели прыщеватый секс-символ Красногвардейска.
Час спустя она преспокойно села в купе полупустого спального вагона, поставила перед собой на столик бутылку коньяка, выложила плитку шоколада, сигареты и зажигалку, и, вычеркнув из памяти всё произошедшее за этот день, отбыла в свои московские будни.
В Красногвардейске же между тем продолжали происходить необъяснимые и весьма-таки страшные события, причём, начав своё кровавое дело с убийства поэта Голоптичего, невольно запущенная нами в момент нажатия пусковой кнопки «Pandemoniuma» мистическая мясорубка так уж и пошла для начала выкашивать тот литературный круг, который группировался вокруг профессора Водоплавова. Примерно часа полтора спустя после того, как потревоженный звонком Гилены Пацюк Ян вбегал в фойе гостиницы «Высотная», а я шёл к себе домой отсыпаться после ранней дороги из Заголянки, в комнате на втором этаже районного Дома культуры начали собираться члены литературной студии МГО во главе с самим Селифаном Ливановичем. Вообще-то они обычно сходились сюда часам к шести вечера, но в этот день их собрал в столь непривычное время обзвонивший всех Глеб Колтухов, пообещавший привезти тираж своей мемуарной книги под названием «Николай Рубцов: между преисподней и адом», которую он только что отпечатал в одной из типографий областного центра при спонсорской помощи Артёма Браздовского и Альберта Лохопудренко. Уж как ему удалось вытрясти из них деньги на это дело, останется известно только ему да Богу, но в тот момент, когда собравшиеся по его звонку студийцы уже начали томиться затянувшимся ожиданием и посылать по его адресу недвусмысленные пожелания, а профессор в четвертый раз подряд намекнул на то, что раз уж они собрались тут все вместе, то неплохо было бы по этому поводу чего-нибудь выпить, дверь с не сменяемой полвека табличкой «МГО СП» распахнулась и, сбросив с себя на пол гору упакованных в коричневую бумагу и перетянутых пластиковыми ленточками книжных пачек, в студию ввалился усталый, но счастливый Глеб, который, гордо посверкивая глазами, принялся тут же вынимать из них тёмно-фиолетовые томики и небрежно, словно бы ему это уже до чёртиков надоело, надписывать на них друзьям свои автографы.
— А Протопопов где? — поинтересовался он, отвлекаясь на мгновение от процедуры подписывания.
— Мишка? Так они с Саней Студенем позавчера в Пицунду укатили. Им Юра Глобусов туда по блату путёвки достал через московский Литфонд, вот они и уехали.
— Хороша была б Пицунда, если б не было там «Бунда», — заметил, глядя куда-то в угол, Водоплавов.
— Да там сейчас никого нет, — объяснил Хаврюшин. — После прошлогоднего рейда Гилаева на Сухуми, туда теперь никто и не ездит, побаиваются…
— А Стервовеликова с Голоптичим почему не видно? — окинул взором присутствовавших Колтухов.
— Никанор звонил мне сегодня утром из пригорода и сказал, что не сможет приехать, — пояснил секретарь литературной студии Валера Галопов. — Он там с кем-то из своих приятелей создаёт в Интернете электронную версию нашей газеты.
— А я слышал, будто он там себе какую-то бабёночку нашёл, — не без зависти в голосе заметил Плюшев. — Ей ещё и тридцати нет, а она уже года два как вдова. Муж погиб на 3–3 бис при взрыве метана. Помните, осенью позапрошлого года там была авария?..
— Короче, нас на бабу променял, — буркнул из своего угла полудремлющий, как всегда, профессор.
— Ну, а Ян куда подевался?
— А у Яна как раз в это время… — начал было опять говорить Плюшев, но в эту самую минуту в кабинете вдруг раздался прямо-таки панический визг телефона, и разговор на этом оборвался.
— Алло? — небрежно поднеся к уху трубку, проворчал Водоплавов, но, услышав первые слова звонившего, весь словно бы окаменел, а его налитое свекольной тяжестью лицо начало бледнеть и принимать какое-то незнакомо испуганное выражение. — Вы это точно знаете? Что?.. Видели, как его выносили?.. Ну-ну…
Он ещё какое-то время молча дослушивал говорившего, кивая в знак понимания услышанного, затем опустил трубку на колени и беззвучно уставился на своё окружение. И ни Колтухов, ни Галопов, ни кто-либо другой из студийцев не решились потревожить это его затянувшееся пугающее молчание, чтобы поинтересоваться, что же за сообщение услышал Селифан Ливанович, если оно его так шокировало.
