Абрахам Меррит - Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Некоторое время я хранил молчание.
— Ларри, — сказал я наконец, — правы я или вы, это неважно, в любом случае я должен пойти на Нан–Матал. Пойдете вы вместе со мной, Ларри?
— Гудвин, — ответил он, — я пойду, не сомневайтесь. Меня все это заинтриговало не меньше вас. Если нам не встретится на пути «Дельфин», я ваш, с потрохами. Я оставлю на Понапе записку, если они решат искать меня. Если они сообщат о моей смерти через некоторое время — всем это будет до лампочки. Так что все в порядке. Только вот что, старина, послушайтесь меня: не забивайте себе голову всерьез этой историей, так и свихнуться недолго, уверяю вас.
И снова радость от сознания, что со мной пойдет Ларри О'Киф, была так велика, что я позабыл рассердиться.
ГЛАВА 10. ЛУННЫЙ БАССЕЙН
Мы заметили появившегося на «Суварне» да Косту лишь когда он, похлопав меня по руке, прервал наш разговор.
— Доктора Гудвин, — сказал он, — могу я повидать вас в моя каюта, сайр?
Ну вот, наконец–то он заговорил! Я пошел за ним следом.
— Доктора, — сказал он, когда мы вошли в его каюту, — оченна странная вещь приключилась с Олафа. Оченна странный. И туземцы на Понапе, они за недавнее время оченна много беспокоиться. Я ничего не знай, зачем они боятся, ничего.
Снова это быстрое крестное знамение.
— Но вот что я вам хотеть рассказывай. Прошлый месяц один человек, русский, пришел ко мне из Раналоа. Он доктора, такая же, как вы. Его было звать Маракинофф. Я привозить его на Понапе, и эти туземцы, они не хотеть возить его на Нан–Матал, куда он хотеть ехать… нет, не хотеть. Так я возить его. Мы покидать в его лодка оченна много всякий крепко завязанный инструмент. Я покидать его там вместе с лодка и едой. Он мне говорить, ничего не надо никому говорить, и совсем ничего мне не заплатить. Но вы друг, и Олафа вы помогать оченна сильно, так что вам я говорить, сайр.
— Ты ничего больше не знаешь, да Коста? — спросил я. — Ты ничего не слышал о другой экспедиции?
— Нет, — он лихорадочно затряс головой. — Ничего больше.
— Ты не слышал такого имени — Трокмартин, когда был на Понапе? — не отставал я.
— Нет, — отвечая, он смотрел мне прямо в глаза, но бледность опять поползла у него по лицу.
Я не вполне поверил искренности его ответа. Но если он знал больше, чем сказал, почему он боялся говорить? Мое беспокойство все усиливалось, и я попытался' отвлечься, отправившись поболтать с Ларри.
— О, эти русские, — сказал он. — Да, они могут быть чертовски милы или чертовски… совсем наоборот. Будем надеяться, что удастся познакомиться с ним прежде, чем покажется «Дельфин».
Следующим утром мы без приключений добрались до Понапе, и уже к полудню «Суварна» и «Брунгильда» встали на якорь в гавани. Я не буду описывать возбуждение и неприкрытый страх, охвативший туземцев, когда мы стали искать носильщиков и рабочих себе на подмогу. Достаточно сказать, что никакие денежные посулы не смогли склонить ни одного из них пойти на Нан–Матал. И никто не сказал, почему он отказывается.
В конце концов было решено, что «Брунгильда» останется под присмотром полукровки–китайца; оба — и да Коста, и Халдриксон — хорошо знали его как человека, которому можно доверять. Мы доверху нагрузили баркас с «Брунгильды» моими инструментами и едой, а также лагерным снаряжением.
«Суварна» доставила нас в гавань Металанима. Когда под нами в глубине воды показались верхушки древних морских дамб и сквозь мангровые заросли замаячили островные руины, «Суварна», оставив нас на расстоянии не более мили от берега, отправилась обратно.
Халдриксон взял на себя управление маленьким парусом нашего баркаса, Ларри сел за руль; обогнув чудовищной высоты стену, уходящую глубоко под воду, мы в конце концов нашли вход в канал, помеченный на карте Трокмартина как разделяющий «хмурящийся» Нан–Танах и его островок–спутник — Тау. Этот канал прямым ходом должен был вывести нас к воротам и таинственному месту, находящемуся за ними.
Как только мы попали в канал, нас со всех сторон охватила тишина; и тишина столь напряженная, столь… я бы сказал, весомая, что казалась вполне материальной: враждебная тишина, которая обволакивала и душила, и в то же время казалось, что она стоит где–то рядом, отдельно от нас — словно живое существо.
Полное безмолвие! Как будто миллионы живых людей с грохочущим топотом прошествовали к могиле и скрылись в ней, может быть, вам покажется мое сравнение парадоксальным, но я хочу подчеркнуть, что такое безмолвие наступает после того, как жизнь навсегда покидает какое–нибудь место…
Однажды мне довелось испытать нечто подобное, стоя в комнатке в глубине Великой Египетской пирамиды, но не в такой сильной степени, как сейчас.
Ларри тоже что–то почувствовал и вопросительно поглядывал на меня. Олаф, сидевший на носу баркаса, пристально вглядывался вперед, голубые глаза снова отсвечивали ледяным блеском; если он и заметил что–то необычное, то не подавал виду.
С левой стороны канала поднимались стены, сложенные из черных базальтовых блоков: циклопические сооружения возвышались над нашими головами футов на пятьдесят, если не больше. То тут, то там в стенах виднелись проломы, вызванные затоплением и оседанием их фундаментов.
Прямо перед собой мы увидели разросшиеся и заполонившие весь канал заросли ризофоры. Справа по ходу движения нашего баркаса проскользнули не такие высокие стены островка Тау. мрачные камни, отполированные и ограненные с математической точностью, вызвавшей во мне смутное ощущение благоговейного преклонения перед их создателями. Сквозь проломы в стенах я мимоходом разглядел угрюмые руины и поверженные наземь каменные глыбы — казалось, что, затаившись, они со скрытой угрозой наблюдают за нашим продвижением вдоль какала.
Где–то там, невидимые взору, находились семь шаров, наполнявшие заводь жизненной силой.
Но вот мы очутились среди мангровых зарослей и, спустив парус, вся наша троица принялась тянуть и толкать баркас, продираясь сквозь путаницу корней и ветвей ризофоры. Казалось, что шум, вызванный нашим передвижением, оскверняет эту страшную тишину, и от старинных крепостных стен шло осуждающее… и странно зловещее бормотание.
Наконец мы выбрались из зарослей на небольшое открытое пространство темной непрозрачной воды.
Прямо перед нами высились входные ворота Нан–Танаха: гигантские, наполовину обвалившиеся, невероятно старые. Глядя на сильно пострадавший от времени портал, я думал о живших на заре земной истории мужчинах и женщинах, которые когда–то проходили через него. Ворота выглядели баснословно древними — такими старыми, что казалось, будто тяжесть их лет словно свинцовый груз давит на глаза людей, которые смотрят на них… и все–таки, я отчетливо ощущал в них подспудно затаившиеся угрозу и вызов.
