Джон Коннолли - Плохие люди
Каждый день начинается с побудки в шесть утра, сопровождаемой криками охранников, кашлем и звуками смываемой воды в унитазе. Через два часа двери камер открываются, и каждый заключенный выходит на холодный бетонный пол, чтобы дождаться первого из шести обходов за день. Во время обхода никому не разрешается переговариваться. Затем по расписанию душ (Молох использовал любую возможность помыться, рассматривая упущения в личной гигиене как первые шаги к провалу), затем — завтрак, во время которого он всегда сидел за одним и тем же столом на одном и том же пластиковом стуле, поглощая пищу, являющуюся скорее источником энергии, но никак не едой. Потом Молох пойдет в прачечную, на место своей ежедневной работы, где перекинется парой слов с другими заключенными. Затем последует полуденный обход, потом обед, потом еще работа, потом час на прогулке во внутреннем дворе, ужин, еще один обход, и, наконец, он вернется в камеру, чтобы почитать и подумать. День завершится восьмичасовым обходом, и в десять отбой. В первую неделю пребывания здесь Молох просыпался во время поздних обходов, в полночь и в четыре утра, но теперь уже нет. В течение трех лет у него не было посетителей, не считая адвоката. Он сделал совсем немного телефонных звонков и завел мало приятелей. Ожидание продолжалось, и он был готов исполнить свою роль как нельзя лучше.
Но ожидание уже подходило к концу.
Молох повернулся на матрасе, вновь обретая контроль над своим телом. Закрыв глаза, он сосредоточился на обонянии и слухе.
Лосьон после бритья. С запахом сандалового дерева.
Едва слышный хрип, когда человек выдыхает. Проблемы с легкими.
Урчание в животе. Кофе на голодный желудок.
Это Рэйд.
— Давай просыпайся, — послышался голос Рэйда. — У тебя сегодня большой день.
Молох повернул голову и увидел худощавого мужчину, стоящего у решетки: на голове шляпа с полями, на брюках — заутюженные стрелки, словно лезвия. Рэйд посмотрел в сторону и крикнул, чтоб открыли камеру 713. Молох несколько секунд лежал на месте, потом поднялся на койке и провел руками по волосам.
Он знал сегодняшнюю дату. Некоторые заключенные теряли счет времени в этих стенах. Многие делали это намеренно, потому что ничто не может так легко сломить человека, которому сидеть двадцать лет, как попытка сосчитать, сколько дней осталось до освобождения. Дни в тюрьме тянулись медленно, словно длинные четки, которые очень сложно перебрать.
Но Молох был не из таких. Он считал не только дни, но и часы, минуты, даже секунды. Каждое мгновение, проведенное взаперти, причиняло ему боль, и, когда придет время отомстить за них одному человеку, он не хотел ошибиться, не хотел пропустить ни одного из этих мгновений. Его счет достиг 1245 дней, семи часов и — он посмотрел на часы — трех минут. Именно столько он провел в исправительной колонии «Темная Бухта» в Виргинии. Единственное, о чем он сожалел: та, кому он жаждал отомстить, не проживет под его ножом столько, чтобы Молох мог в полной мере выплеснуть свой гнев.
— Встать, руки вперед.
Он сделал, как ему сказали. Вошли двое охранников, один из них держал в руках звенящие цепи. Они зафиксировали его ноги и руки, прикрепив замки к цепи, идущей поперек груди.
— Что, мне даже не позволят почистить зубы? — спросил Молох.
Лицо охранника не выражало ничего.
— А зачем? Ты же не на свидание собрался.
— Откуда вы знаете? Вдруг мне повезет.
Рэйд, похоже, развеселился.
— Что-то я так не думаю. До сих пор тебе не везло, не повезет и в будущем.
— Удача — штука переменчивая.
— Никогда не думал, что ты оптимист.
— Вы меня совсем не знаете.
— Я знаю о тебе достаточно, чтобы утверждать, что ты умрешь в тюрьме.
— Вы что, судья и присяжные в одном лице?
— Нет, но через некоторое время я стану твоим палачом.
Он отступил в сторону, когда охранники выводили Молоха из камеры.
— Еще увидимся, мистер Рэйд.
Тот кивнул:
— Точно. Сдается мне, что мое лицо будет последним, что ты увидишь в своей жизни.
* * *В тюремном дворе стоял черный джип «тойота». Рядом с ним — двое вооруженных детективов из офиса окружного прокурора. Молох кивком пожелал им доброго утра, но они проигнорировали его приветствие. Вместо этого они приковали его к кольцу, расположенному в полу внедорожника, потом убедились, что цепи закреплены надежно. Решетка отделяла заднее сиденье, предназначенное для заключенного, от сопровождающих. Изнутри на дверях не было ручек, и за спиной Молоха еще одна решетка шла от крыши до основания кузова.
Дверь с шумом захлопнулась.
— Позаботьтесь о нем как следует, — напутствовал один из надзирателей. — Не хотелось бы, чтобы он причинил себе какой-то вред, или что-то вроде того.
— Мы присмотрим за ним, — сказал один из детективов, высокий чернокожий мужчина по фамилии Мистерс. Его напарник Торрес закрыл за Молохом дверь и забрался на водительское сиденье.
— Устраивайся поудобней, — сказал он Молоху. — У тебя впереди длинный путь.
Но сейчас Молох молчал, казалось, упиваясь воздухом свободы и жизни за стенами тюрьмы.
* * *Дюпре потягивал кофе, сидя в здании станции. Теоретически у него сегодня был выходной, но он проходил мимо и...
Это было очередным оправданием, поводом остаться на острове. Он не мог надолго покидать Убежище. Это знали большинство полицейских и не имели ничего против.
— Дуг Ньютон, — сказал он.
Кофе был с рынка, а пончик, который он ел, из числа тех, что Джо купил для двух дежурных полицейских.
Напротив него сидел Рон Берман и барабанил карандашом по столу, чередуя удары: то ластиком, то грифелем. Дюпре это достаточно сильно раздражало, но он решил не говорить ничего вслух. Берман ему нравился, и, учитывая то, что у некоторых других полицейских были куда более раздражающие привычки (например, у Фила Татла, напарника Бермана на этом дежурстве: Дюпре интересовало, мыл ли он руки после того, как сходит в туалет, хоть иногда), постукивание карандашом выглядело просто безобидным развлечением.
— Дуг Ньютон, — эхом отозвался Рон Берман. — Я принял вызов и сделал соответствующую запись в журнале, но, честно говоря, у нас обоих были дела поважнее, и это уже не первое его заявление подобного рода.
Дюпре протянул руку и взял у Бермана журнал. Да, вот запись, сделанная рукой Рона. В 7:30 утра, почти сразу после того, как Берман и Татл заступили на дежурство, когда на улицах было еще темно, Дуг Ньютон позвонил и сообщил о том, что маленькая девочка в сером платье досаждает его умирающей матери.
Опять.
— Ты в прошлый раз был там, да? — спросил Берман.
— Да, я съездил туда. Мы организовали поиски. Я даже обратился в Портленд и в полицию штата, чтобы проверить, не поступало ли заявлений о пропаже маленькой девочки, подходящей под описание Ньютона. Ничего такого не было.
