Нэнси Фармер - Дом скорпиона
Матт с ужасом вспоминал те страшные времена, три года назад, когда его держали в курятнике, он дружил с тараканами и играл с куриными косточками. И он знал, что, если бы не старик, он до сих пор сидел бы там — или Роза давно похоронила бы его косточки под полом.
— Сегодня Эль- Патрону исполняется сто сорок три года,— сообщил Матт.
Мария поежилась.
— Невозможно представить себе такую старость!
— Селия говорит, если в пирог воткнуть столько свечей, краска на стенах расплавится.
— В последний раз, когда он приезжал, он был каким-то странным.
«Можно сказать и так»,— подумал Матт. Эль-Патрон стал очень забывчив, по нескольку раз повторял одни и те же фразы.
— Я еще не умер? — спрашивал он.— Я еще не умер? И, поднеся руку к лицу, долго рассматривал пальцы, как будто хотел убедиться, что и впрямь еще жив. В комнату влетела Селия.
— Ты готов? — воскликнула она, крутя Матта и поправляя ему воротничок.— Не забудь, сегодня вечером ты сидишь рядом с Эль-Патроном. Будь внимателен и отвечай на все его вопросы.
— А если он будет вести себя... чудно? — спросил Матт. Слишком хорошо он помнил, как в прошлый визит старика снова и снова отвечал на бесконечное: «Я еще не умер?»
Селия оставила в покое воротничок и опустилась на колени.
— Послушай, милый. Если сегодня случится что-нибудь плохое, сразу же беги прямо ко мне. Я буду в буфетной позади кухни.
— А что может случиться плохого?
— Трудно сказать.— Селия уклончиво отвела глаза, обвела взглядом комнату.— Просто пообещай, что не забудешь.
Матт подумал, что такие обещания давать очень трудно — никто ведь ничего не забывает нарочно,— но все-таки кивнул.
— О, ми ихо, как же я тебя люблю!
Селия бросилась к нему на шею и залилась слезами. Матт даже испугался. Что ее так огорчает? Он покосился на Марию. Девочка скорчила рожу, словно показывая, как надоели ей эти сопли. В последнее время «распустить сопли» стало ее любимым выражением. Она переняла его у Тэма Лина.
— Обещаю,— сказал Матт. Селия резко выпрямилась.
— Ну и дура же я! Даже если ты все поймешь, что толку-то будет? Только хуже станет.
Казалось, она разговаривает сама с собой. Матт встревоженно наблюдал за ней. Она принялась расправлять складки на фартуке.
— Бегите, чикос, развлекайтесь. А я буду в кухне и приготовлю такой вкусный обед, что пальчики оближете. Вы оба выглядите чудесно, будто артисты из кино.
Прежняя, уверенная в себе Селия вернулась, и Матту сразу стало легче.
Ребята вышли.
— Я пойду принесу Моховичка,— сказала Мария.
— Не надо! Нельзя брать собаку на званый обед.
— Можно, если я хочу. Посажу его на колени, никто и не увидит...
Матт вздохнул. Спорить с ней было бесполезно. Мария повсюду таскала Моховичка с собой. Тэм Лин говорил, что это не собака, а лохматый отросток у нее на руке. Предлагал сводить ее к доктору и отрезать его.
В комнате Марии сидел Том, Моховичка же нигде не было видно.
— Ты что, его выпустил?! — вскричала Мария, заглядывая под кровать.
— Я его и в глаза не видел,— сказал Том, буравя Матта недобрым взглядом.
Матт ответил ему тем же. Лохматые обычно волосы Тома сейчас были тщательно прилизаны, ногти обрамлены аккуратными белыми полумесяцами. В торжественных случаях Том всегда был отмыт до блеска, что вызывало бурю восхищения у женщин.
— Он потерялся! — зарыдала Мария.— Он, когда теряется, всегда ужасно боится. Мальчики, ну помогите же мне его найти!
Том и Матт нехотя прекратили пожирать друг друга свирепыми взглядами и приступили к поискам. Они заглядывали под подушки, за шторы, в ящики комодов. Безрезультатно — Моховичка не было нигде! Мария тихонечко хныкала.
— Он, наверное, выбежал из дома и теперь развлекается вовсю,— предположил Матт.
— Он терпеть не может гулять,— возразила Мария сквозь слезы.
Матт охотно в это поверил. Песик был таким трусливым, что шарахался даже от воробьев. Но все равно он мог выбраться наружу и сейчас сидеть, дрожа, в каком-нибудь укромном уголке. До обеда его никак не найти... И тут он заметил одну странную вещь.
Том...
Том принимал участие в поисках, но, похоже, и не думал всерьез искать собачку. Описать словами это было сложно. Он вроде везде заглядывал, двигался как положено, но глаза его при этом непрерывно следили за Марией. Матт остановился и прислушался.
— Я что-то слышу! — воскликнул он и бросился в ванную.
Поднял крышку на унитазе — и вот он, Моховичок собственной персоной, насквозь мокрый и измученный, барахтается в воде и еле слышно жалобно скулит. Матт поспешно вытащил собачку и завернул в полотенце. От усталости у песика даже не осталось сил кусаться. Он лежал обмякший, пока Мария не подхватила его на руки.
— Как он туда попал?! Кто опустил крышку? О, дорогой мой, милый, маленький Моховичок! — Она прижала крошечное существо к груди.— Теперь ты спасен! Хороший мой песик. Сладенький мой...
— Он часто пьет из унитаза,— сказал Том.— Наверно, упал и на лету захлопнул за собой крышку. Я позову горничную, пусть искупает его...
Он вышел, но, прежде чем дверь захлопнулась у него за спиной, Матт успел заметить на его лице гримасу неподдельной ярости. Том чего-то хотел, и он этого не получил. Матт был уверен, что Том нарочно бросил Моховичка в унитаз, хотя до этого не выказывал ни малейшей неприязни к собаке. Это было очень похоже на Тома. На вид он казался любезным и всегда был готов прийти на помощь, но никогда нельзя было сказать наверняка, что таится в безднах его черной души.
Матт поежился. Если бы он не нашел Моховичка, песик наверняка утонул бы. Откуда в человеке столько жестокости?! И для чего Тому обижать Марию, такую добросердечную, что она жалела убивать даже ядовитых пауков? А еще Матт знал: если он обвинит Тома, ему никто не поверит. Он всего лишь клон, и его мнение никому не интересно.
«Было неинтересно»,— подумал он.
Ибо в голове его созрел восхитительный план...
Слуги, как правило, не обращали на Матта ни малейшего внимания, а Алакраны и вовсе смотрели мимо, будто он был букашкой на окне. Мистер Ортега, учитель музыки, редко что-нибудь говорил, только восклицал «Нет! Нет! Нет!», когда Матт брал неверную ноту. Однако в последнее время мистер Ортега говорил свое «Нет! Нет! Нет!» все реже и реже — Матт играл блестяще и считал, что учитель может хотя бы изредка сказать: «Хорошо!» Но слово это явно не входило в лексикон старого музыканта: когда Матт играл хорошо, губы мистера Ортеги кривила слабая улыбка, и это уже само по себе было похвалой. А когда Матт играл очень-очень хорошо, то сам был настолько поглощен музыкой, что не задумывался над тем, что скажет учитель.
