Владимир Колышкин - Атолл
Джону на секунду пришла в голову мысль, что он задает дурацкий вопрос. Что делают в ресторане, пришедшие туда люди? Разумеется - едят, пьют и танцуют. Но потом пришла трезвая мысль: главное - что они делают ПОСЛЕ ресторана.
- Он вовсе не грязный тип. Ты его совсем не знаешь. Это была деловая встреча.
- И что за дела у вас такие?..
- Слушай, ты что, нас видел? Или кто-то тебе донес?
- Птичка принесла на хвосте.
Джон почувствовал непривычное чувство: садистское удовольствие от своего маленького тайного знания о Джулии. Да, знание - это сила. Ему хотелось сделать ей больно и физически и душевно. Отомстить за все свои неудачи.
- Мистер Дорхэм, - объяснила Джулия, - богатый человек, меценат. Он владелец крупной холдинговой компании. К тому же он известный галерист. Вот, кстати, почему мы с ним и встречались. Он хочет купить мои картины для своей галереи...
Джулия рассказывала уже почти спокойным голосом и моргала не намного чаще, чем обычно. Джон где-то читал, что проводились исследования, которые показали, что по тому, с какой частотой моргают веки, можно определить, лжет человек или нет. Значит, Джулия говорила правду. Или очень близко к правде.
"Конечно, - подумал Джон, - она так же хочет славы и денег, как и я. И этот старый мешок с монетами может ей помочь. Вопрос в другом: как она будет расплачиваться? Ведь её полотна бездарны, и в этом плане ей не поможет никакой меценат. Людей не заставишь покупать дрянные картины. Значит, меценат купит их ради её красивых глаз. Стало быть, не сегодня, так завтра ей придется расплачиваться известным местом. Вот тогда-то Джулии предстоит много морганий. Неужели она этого не понимает? Или все прекрасно понимает, и уже все решила?"
15
- Дядя Джон! - позвал мальчик.
Джон закрыл ноутбук и поднялся на мостик. Впереди из голубоватого марева проявился разноцветный парус небольшой яхты, шедшей встречным курсом, причем весьма неопределенным, Джон взял рулевое колесо в свои руки. И хотя у него имелась система электронной отмашки, Джон велел мальчику взять белый флажок, стать на левый борт и махать флажком до тех пор, пока встречное судно не ответит тем же.
Оайе, вцепившись в планшир, махал усердно, так, что Джон боялся, как бы мальчик не свалился за борт.
- Пьяные они что ли? - проворчал Джон, - никак не могут решить, каким бортом расходиться.
Наконец там ответили, что согласны разойтись левыми бортами. Но сами стали сворачивать влево и пересекать курс Джону.
- Вот сволочи! - сказал Джон, тоже резко беря влево.
Разошлись они правыми бортами. Джон показал им кулак. На яхте рассмеялись. Ну, конечно, они все - молодые парни и девушки - были в дрызг пьяные. Поднимали бутылки и что-то кричали. Шум мотора "Жемчужины" заглушал пьяные возгласы.
Джон включил рацию, стал на частоту береговой охраны и вызвал диспетчера берегового патруля. Когда ему ответили, Джон сообщил бортовые номера яхты, которую надо задержать. Его бестолково переспрашивали, наконец, ответили, что примут меры.
"Сомневаюсь", - подумал Джон. - Если бы это было в Америке, патрульные бы уже мчались по вызову. А здесь... французская лень плюс аборигенское безразличие... Mezhdu prochim, русские мой поступок не одобрили бы, а некоторые бы резко осудили. Обозвали бы... (как будет слово "stukach" в их творительном падеже?)... stukachem. Да, назвали бы stukachem. Их можно понять... Как-то у них был разговор с доктором на эту тему. Генри Уилсон тогда сказал, что это следствие лагерного сознания. Свободные люди никогда не противопоставляют себя органам правопорядка. На этом союзе и базируется гражданское общество. Русские до той поры не создадут гражданское общество, покуда не изживут менталитет зека. Между прочим, все уголовники мира, и американские в том числе, имеют одинаковый с русскими менталитет. Никогда не сообщат органам правопорядка о преступлении своем собрата.
- Ну, за деньги еще как закладывают, -возразил Джон.
- За деньги, да. А бескорыстно, по воле сердца как гражданин - нет.
Все чаще встречались прогулочные катера и яхты. Джон не мог оставить штурвал, поэтому его все больше начинало беспокоить, куда подевался Оайе. Отсюда из рубки его не видно, если он под навесом...
Джон включил громкоговоритель, позвал мальчика. Тот быстро прибежал. Оказалось, да, он сидел под навесом. Джон внезапно вспылил, увидев в руках мальчика свой пресс-папье.
- Сейчас же отдай сюда! - крикнул он так, что мальчик вздрогнул.
Оайе испуганно протянул стеклянный мирок дяде Джону.
- Никогда не бери чужие вещи без спроса, - назидательно сказал дядя Джон, пряча красивую вещицу в карман.
Тут он осознал, что был слишком груб. Парнишка ведь еще ребенок, и как всякий ребенок любит игрушки.
- Ладно, прости меня, парень, - миролюбиво сказал писатель. - Понимаешь, просто эта вещь очень дорога мне... Это мой талисман...
- А кто там в домике живет? - осмелевшим уже голосом спросил мальчик.
- Мои мама и папа...
- А-а, так это там ваш дом?
- Ментально, да.
- А как же вы туда залазите, вы такой большой, а домик маленький?
- А я туда и не залажу, я же сказал - это домик моих родителей.
- А почему они у тебя такие маленькие?
- Потому что они, когда умерли, стали эльфами. И теперь живут в домике.
- А их можно увидеть?
- Только во сне... Да и то не всегда.
Джон видел, что запутал мальчика, и чтобы выйти из ситуации, пообещал, что по прибытии в Онаэгану, купит ему какую-нибудь игрушку.
Но у мальчика еще были вопросы, и один из них он задал:
- А что там белое летает?
- Какое белое?.. А-а-а... Это имитация снега.
- Я не понимаю.
- Ну, проще - это снег.
- А что такое снег?
Точно такой же вопрос в свое время задала Аниту.
Между тем вдали уже показались изумрудно-зеленые острова, окруженные сверкающим голубым морем, над которым виднелись туго закрученные белые облака. На одном из островов, самом большом, который назывался Какуара, раскинулась столица архипелага - Онаэгана. По сути, Онаэгана захватила уже несколько островов, по капризу природы, близко расположенных друг к другу, связала их сетью мостов и дорог. Это был такой мини-Нью-Йорк Океании.
По мере приближения "Жемчужины" к берегу, взору стоящих на её палубе открывалась широкая дуга Гран Пляжа со ступенчатым конгломератом отелей, резидансов, игорных заведений... Сквозь утреннее марево все это великолепие проявлялось постепенно, как проявляющаяся цветная фотография.
