Сергей Волков - Пророк Темного мира
— Блок… нужен… — с трудом глотая раскрытым ртом воздух после нескольких бесплодных попыток, выкашляла из себя слова Тамара.
— Блок, говоришь? — прищурился Мыря. — Вяз — дерево мылкое… Ну-ка попробуем…
И, схватив топорик, он принялся с остервенением рубить ствол, через который была перекинута лестница. Древесный корабль завыл, затрещал ветками, словно живой, гневаясь на незнатя, но тот не останавливался. Стесав кору, домовой сделал несколько глубоких засек, аккуратно снял белую щепу, подчистил образовавшуюся выемку, провел по ней корявым пальцем.
— Мокро. Давай лестницу сдвигать. Со смазкой оно веселее пойдет.
Веселее — не веселее, но дело и впрямь пошло. Но каких сил стоило Тамаре, да и Мыре, втащить бесчувственное тело на корабль! Упираясь плечами в просмоленные выбленки лестницы, они уподобились тягловым животным, шаг за шагом втягивая непосильную ношу. Багровый от натуги домовой ругался сквозь зубы, брызгая слюной. Тамаре казалось, что вся она превратилась в туго натянутую струну, которая вот-вот не выдержит — лопнет, и тогда… Что будет тогда, девушка старалась не думать. А потом ушли и мысли, и чувства. Мыча что-то нечленораздельное, скользя каблуками по переплетенным ветвям палубы, она мечтала лишь об одном — чтобы все это когда-нибудь закончилось.
И это произошло. Перевалив нелепо дергающего руками парня через борт, Мыря и Тамара рухнули рядом с ним. Домовой дышал с таким звуком, точно у него в груди бурлил ручей, Тамара смотрела на него — и не видела. Красная муть плавала перед глазами, в ушах звенело.
— Вс… вставай! — прорычал Мыря. — Отвязывай его! Ж-ж…живее! Мне еще ствол евоный… ох, лышенько… ствол поднять надоть!
Тамара думала, что не сможет не то что встать — даже пошевелиться, но в голосе домового лязгнул металл, и она, удивляясь сама себе, подползла на четвереньках к раненому и непослушными пальцами начала распутывать ремни.
Мыря обернулся быстро.
— Одному чисто удовольствие по веревкам энтим лазать, — жмурясь, сообщил он Тамаре, свалив на палубу ружье и отороченный мехом кожаный рюкзак, подобранный в зарослях. — Бежать только пришлось — далеко ушкандыбала наша тарантайка.
Улыбнувшись запекшимися губами, Тамара вернулась к раненому. Пока Мыря отсутствовал, она раздела его, как смогла, промыла раны на теле и глубокую ссадину на голове дождевой водой и теперь перевязывала парня, пустив на бинты свою просохшую батистовую блузку.
— Эх, да кто ж так… — нахмурился домовой, увидев ее старания. — Ну-ка дай! Широко рубаху-то распустила. И замотала туго. А вот тут вообще не надо ничего. Это тьфу, царапина, само заживет. Вот, на брюхе прореха — это да. И на плече — вишь, глубокая какая? Кровь нутряная идет… А на башке чегось? У-у-у, худо. Эх, боюсь, девка, не выдюжит парень. Черва под кожей, сырь земная. Колом али топором ему звезданули — как еще в сознании-то был? Гной тут пойдет, жар начнется, антонов огонь потом — и все, каюк. Я ранетых на своем веку перевидал тыщи. Зря упирались…
— И ничего не зря! — вскочила Тамара, топнула ногой. — Ты ж незнать! Чары примени! Травки какие-нибудь вспомни.
— Боюся я, — простодушно признался Мыря и тут же поправился: — Ну, не то чтобы — а опасаюсь. Тут дела такие творятся, что только чаровать начнешь — враз на заметке окажешься.
— У кого?
— У набольших здешних. Не, девка, нам до поры тишиться надоть. Да и не знаю я ни травок особых, ни сплеток целебных, чай не бабка-золотуха. Так, по краю чегось… Подорожник там, мать-и-мачеха, брусничный лист, зверобой, матрешка, кровохлебка…
— Вот и давай, пока светло еще, — немедленно отозвалась Тамара.
— Да что я, мартына хвостатая — цельный день по веревкам скакать? — огрызнулся домовой, но послушно полез вниз.
Обиходив раненого, Тамара попыталась напоить его, но парень упрямо стискивал крепкие белые зубы и вода бесполезно текла по заросшим соломенной щетиной щекам. В себя он так и не пришел, однако дышать стал чаще, ровнее, и мертвенная бледность, затопившая было лицо, схлынула, смягчив линию губ и высокие скулы.
«Покой ему нужен, — догадалась Тамара. — У него черепно-мозговая, наверняка сотрясение. Первая помощь в этом случае… О Господи, все из головы повылетало! Ликвор… Это жидкость, в которой находится мозг. Кровянистые выделения из носа и ушей… нет, это при повреждении основания черепа. Ни черта не помню!»
Рассердившись на себя, девушка прикрыла лицо раненого последним оставшимся обрывком блузки, чтобы солнце не светило тому в глаза, и принялась надевать штаны — до этого просто времени не нашлось, — вполголоса ругая свою забывчивость.
Ночь выдалась тревожная, бессонная.
Осталась далеко за кормой несчастная деревня, поглощенная колдовским мраком. Окрест лежали пустынные земли, перевитые петлями речушек. По желтым спинам пригорков носились какие-то крупные рогатые животные, но ни Тамара, ни Мыря не смогли определить, какие именно. Однажды путь древесному кораблю пересекла вполне обычная проселочная дорога — вытертые до глины колеи, трава по обочинам. Еще видели путники в стороне развалины — серые, объеденные ветрами да дождями стены, утонувшие в зарослях крапивы.
Было тепло, душно. Похлопывал под порывами верхового чаровного ветра парус, пищали в зарослях на корме проворные зубачи. За день они полностью очистили трюмы, подъев всех мертвецов.
— Оно и ладно. Видать, в заводе тут такое, — легко согласился с таким положением вещей Мыря, но Тамару передернуло от одной только мысли, что и ее тело, случись что, вот так же просто сожрут безо всякого погребения.
Едва отполыхал закат, как в темнеющем небе закружили стаи птиц. Взошла бледная, криволикая луна. Высыпали звезды.
— Спать в очередь будем, — предложил Мыря. Тамара молча кивнула — сил на разговоры не осталось. Домовой сел у борта, подтянул к себе охапку набранной накануне травы, взялся сортировать ее и раскладывать на кучки.
Но едва Тамара уронила голову на свернугый кожух домового, как очнулся раненый. Он выгнулся дугой, скребя ногами по палубе, закричал страшно и яростно. В неровном, сполошном свете пузыря, висящего над кораблем, лицо парня казалось черным, глаза закатились. Сильными руками он драл повязки на ранах, выкрикивал несвязные слова, выл, рычал.
— Держи его! — заорал Мыря, всем телом наваливаясь на бьющегося в припадке человека. Тамара вскочила, обхватила ноги парня. — Вязать его надо, иначе сам себя искалечит. — Домовой крабом повис на дергающемся теле раненого. — В мешке его пошарь, может, там веревка сыщется.
Веревка действительно нашлась. Целый моток волосатого шнура хранился в боковом кармане рюкзака. Спеленав парня, путники растерянно уставились друг на друга. У раненого пошла изо рта пена, затылок колотился о ветви палубы.
