Наталья Калинина - Ледяной поцелуй страха
— Полечка, у нас еще будут дети, вот увидишь! — бормотал он, гладя ее по волосам. А Полина молчала и думала о чем-то постороннем. О том, что эта больница давно кричит о ремонте: на стенах — бурые разводы, а побелка растрескалась до такой степени, что осыпается на больничное одеяло крупными хлопьями. Что ее соседка по палате, крупная деваха с выбеленными волосами и начерненными бровями, слишком неаккуратна, опять смела с тумбочки и уронила с грохотом на пол книгу.
Игорь ухаживал за ней: кормил из ложки то ли супом, то ли таким жидким пюре — разобрать, что за «баланду» приносили больным, было невозможно. У этого супа-пюре не было вкуса и запаха, словно был он сделан, как клейстер, из муки. И Полина с отвращением глотала этот «клейстер», который, несмотря на его жидкую консистенцию, сложно было проглотить. Игорь упрашивал ее съесть еще немного и хвалил за каждую съеденную ложку. И, может, его забота бы и растопила ее скованное льдом сердце, если бы не подслушанный потом между ним и его матерью разговор в тот день, когда соседку выписали, а новую еще не подселили. Свекровь впервые пришла навестить больную, принесла лилии, которые Полина терпеть не могла за их слишком сильный запах, резким голосом поинтересовалась самочувствием, и, не дождавшись ответа девушки, заявила, что еще день, и будет она уже бегать, как козочка. Полина вяло улыбнулась: с матерью Игоря она никогда не спорила, единственный раз, когда «восстала», случился накануне несчастья. Присутствие «свекрови» утомляло, и Полина прикрыла глаза. Слава богу, мать Игоря поняла, что девушка утомлена, и вышла из палаты. Но, как оказалось, осталась в больнице и дождалась прихода сына. Когда Полина уже погружалась в вязкую дрему, сквозь сон она услышала разговор между Игорем и его матерью. И хоть говорили они в коридоре, пронзительный голос свекрови сложно было не услышать.
— Игорь, не будь дураком! Откуда такие мысли? Случилось, и к лучшему! Я говорила с ней, она категорически не соглашалась на аборт. А куда вам сейчас ребенок? Ты уедешь, вон уже все готово, билеты куплены, вещи собраны.
Полина приподнялась на локте, пытаясь вслушаться в то, что отвечал матери Игорь. Но его голос, наоборот, звучал тихо и неразборчиво.
— Ну, с кем не случается? — продолжила свекровь. — Девка молодая, на ней все должно заживать, как на собаке. Да родит еще, куда денется! Позже. Не сейчас.
Дверь тихо скрипнула, приоткрываясь от сквозняка, и Полина услышала ответ Игоря:
— Врач сказал, что у нее теперь будут сложности с тем, чтобы забеременеть. Почти невозможно.
— Ну и тем более! Зачем тебе бесплодная, которая не то что выносить не может, но и зачать? Найдешь себе другую, здоровую. Потом. Сейчас, сам знаешь, Америка. Делай карьеру, сынок, пока молодой. А это все… женитьба, дети… Пару-тройку лет подождет. Кстати, надо будет что-то с квартирой делать. Думаю, ее лучше сдать.
— А Полина?..
— А что Полина? Не будет же она вечно в твоей квартире жить? — возмущенно фыркнула «свекровь». — Я сама с ней поговорю, если тебе так сложно. Ты сейчас думай о поездке — это главное!
Дверь распахнулась, и они оба вошли в палату. Полина поспешно закрыла глаза и постаралась дышать ровно, как спящая, хоть ей и захотелось отчаянно закричать, выгнать обоих из больницы, вычеркнуть их раз и навсегда из своей жизни. Запустить чем-то тяжелым в стену. И потом расплакаться. Игорь и его мать подошли к кровати.
— Спит, — не понижая голоса, произнесла «свекровь». — Ну, я пойду. А ты думай о том, что я сказала.
Как Полина в тот день смогла «держать лицо» и вытерпеть заботы Игоря — сама потом объяснить себе не могла. Откуда у нее нашлись силы даже улыбнуться какой-то его шутке? Как смогла съесть очередную порцию больничного «клейстера» и дожить до того момента, когда Игорь наконец-то засобирался домой? Оставшись одна, она зарылась лицом в подушку, но слез не было. Была пустота, которая разъедала ее изнутри, проглатывая все эмоции, чувства и оставляя лишь практичные мысли: куда ей теперь пойти, когда выпишут из больницы? Как заняться поисками съемной квартиры? Хватит ли ей денег на «однушку» на окраине Москвы, или снять комнату в квартире с соседями где-то поближе к работе? Она даже на салфетке принялась делать наброски плана, как ей быть дальше. Лучше думать о практичных вопросах, чем дать пустоте разъесть ее, уничтожить.
Когда ей позвонили, Полина подумала, что это Игорь, и решила не брать трубку. А еще лучше совсем отключить телефон, чтобы ее не беспокоили. Но когда увидела высветившееся имя звонившей, тут же ответила на вызов.
— Полина! — раздался в трубке голос Насти — солнечный, радостный, как она сама. — Я прочитала твои романы! И, знаешь, не утерпела, решила тебе позвонить и лично сказать, как они мне понравились.
Слушать здесь, в унылой обстановке, восторги и благодарности Анастасии было так необычно, будто этот звонок волшебным образом неожиданно перенес Полину в другой мир, в котором все играет красками, ослепляет солнечными бликами, переливается перламутровым блеском. Но Полина чувствовала себя в этом мире, в котором жила еще так недавно, совершенно чужой, черная туча случившегося поглотила жизнерадостную синеву неба и заслонила солнце. И первые слезы — предвестники грозы и ливня — покатились по щекам в тот момент, когда Настя сказала, что провела две бессонные ночи, не в силах оторваться от книг.
— Когда будет продолжение? — спросила девушка.
— Никогда, — ответила Полина и разрыдалась. Ей было стыдно, она пыталась объяснить растерянно замолчавшей собеседнице, что слезы — это ее временный срыв, извиниться, но никак не могла успокоиться и произнести хоть пару слов. Наконец-то ей удалось сказать, что она находится в больнице.
— В какой? — деловито спросила Настя, не уточняя адреса, не спрашивая, что случилось. Полина назвала.
— Хорошо! — ответила Настя и попрощалась.
Она приехала меньше чем через час и привезла с собой солнце. Из огромного пакета, который Настя взгромоздила на тумбочку, на свет появились фрукты, пирожные, купленные во французской кондитерской, и большой конверт.
— Как тут уныло! — сказала гостья, критичным взглядом оглядывая стены. — Я так и знала…
Последней из пакета она извлекла бобину прозрачного скотча.
— Что ты собираешься делать? — удивленно спросила Полина, приподнимаясь на кровати.
— Скрашивать твое печальное пребывание тут, — уверенно ответила гостья и зубами оторвала кусочек липкой ленты. Через десять минут участок стены, который попадал в поле зрения Полины, был украшен различными фотографиями. Залитые солнцем пейзажи, Берлиоз с уморительными выражениями на усатой морде, улыбающаяся Полина во время той фотосессии и сама Настя с камерой в руках, улыбающаяся в зеркало — автопортрет.
