Марина Дяченко - Петля дорог
Торговец снял руку с его плеча и ушел, часто оборачиваясь.
В тот день Станко не пошел в школу. Он пошел на край села, где в на отшибе жил старый отставной солдат.
В деревне ходила о нем дурная слава, и самый сильный мужчина не решался повздорить в трактире с этим сухим жилистым стариком. Всю свою жизнь он воевал наемником в чужих далеких странах — воевал за золото, проливая кровь за чьи-то троны и чьи-то земли, а теперь вот коротал старость — зажиточно и одиноко. К нему-то, преодолевая страх, и направился маленький Станко.
Старик был дома — мастерил что-то во дворе. Злющий пес на цепи свирепо оскалил зубы.
— Чего тебе, мальчик? — неприветливо спросил солдат.
Станко остановился в воротах:
— Господин, научите меня драться так, чтобы все меня боялись, как вас! За это я буду делать любую работу.
Солдат смотрел на него долго и удивленно. Потом встал и подошел; Станко очень хотелось убежать, но он не двинулся с места.
— Ты, — медленно начал старик, оглядывая мальчика с ног до головы, — ты сын той женщины… Ты байстрюк?
Станко вздрогнул от этого слова — и кивнул.
— Хорошо, — как-то отрешенно продолжал солдат. — Я посмотрю, чего ты стоишь.
…Над головами путников пронеслась пара летучих мышей. Потом еще одна — вдогонку.
— Такой маленький сарай, — усмехнулся Станко, — и на длинных веревках качаются мешки с камнями… Десяток мешков. И надо пробраться… Пройти между ними, а они так больно бьют… А надо увернуться, ускользнуть, выгадать минуту… Сначала я был весь в синяках. Ну весь синий, как дохлая лягушка… Этот солдат, Чаба его звали, все ждал, когда я запрошу пощады.
— Чаба? — переспросил Илияш.
— Да… Он меня и учил. Палку вертел, заставлял уворачиваться… У меня долго не выходило, он разозлился и гвоздей набил на концах… Я так этих гвоздей испугался, что завертелся, как ящерица… — Станко бледно усмехнулся.
— Гвоздей?
— А как же иначе? Он сразу сказал: будет больно. Не помучишься — не научишься. Я ему еще воду носил, дрова колол, полы драил… Он меня порол. Мать меня пороть не смела — а он бил, потому что, понимаешь… Он меня всему научил. Всему. Эти парни в конце концов разбегались, как только я в конце улицы появлялся. Все, а те, кто был старше и здоровее — попросту быстрее удирали. Вот так.
Станко замолчал. Илияш смотрел на него, теребя бороду.
— Но они все равно меня ненавидели, — вздохнул наконец Станко. — Боялись… и не любили.
— И Чаба тоже? — бросил Илияш.
— Чаба? Нет… Он… Другое. Он меня опекал. Можно сказать, воспитывал.
— Он… заменил тебе отца? — наивно спросил браконьер.
Станко выпучил на него глаза:
— Отца?! Да ты что! Мой отец… — он осекся, пробормотал чуть слышно: — …князь Лиго, и я его убью.
Стайка нетопырей пролетела в обратном направлении.
— Н-да, — Илияш погладил свою пострадавшую руку, — парень ты решительный, за что берешься — до конца доводишь… А вот интересно мне, ты в детстве еще чему-нибудь учился, кроме драки?
В словах браконьера Станко опять померещился скрытый подвох. Он подозрительно покосился на Илияша:
— Ну, Чаба меня ремеслу учил… Немножко. А что?
Илияш вздохнул:
— Ничего. Читать-то ты умеешь?
Станко вспомнил ненавистную школу, презрительного учителя с длинной линейкой и скалящих зубы однокашников.
— Выучили… — процедил в ответ.
— Хорошо… А книжку видел когда-нибудь?
Станко разозлился. Браконьер предусмотрительно отодвинулся, придерживая раненую руку:
— Ну, ладно… Пошутил я, забудем.
Помолчали. Костер погас.
— Меч-то у тебя откуда? — спросил Илияш в темноте.
Станко любовно коснулся ножен:
— Солдат подарил… Когда мне пятнадцать исполнилось. Это его меч, хоро-оший, заморской закалки… Только он не разрешал мне его носить, ты, говорит, простолюдин, оружие тебе не положено, за это, говорит, и в тюрьму можно… А я не простолюдин, мой отец — князь… Не байстрюк я, а…
— Бастард, — вполголоса закончил Илияш.
Утром они снова двинулись в путь; Илияш морщился, задевая больную руку. В другое время Станко терзался бы угрызениями совести — но сейчас ему было не до того. Воспоминания детства здорово его растревожили, и теперь он шагал вперед мерно, твердо, ни на секунду не забывая о предстоящей миссии.
Днем они снова видели всадников, на этот раз издали, Станко почти не испугался, да и браконьер не поддался панике — только проворчал, проводив стражников взглядом, что, мол, надо быть осторожнее, а то беспечность может и на дыбу привести.
После опасной встречи дорога стала труднее. На вопрос Станко, далеко ли до замка, проводник отвечал туманно: по прямой, мол, быстрее, но, скорее всего, придется петлять.
И скоро Станко понял, что такое «петлять»: тропинка исчезла, дорогу то и дело загораживал кустарник, ветки которого переплетались, будто поклявшись до скончания века не пропустить ни одного живого существа; из земли выпирали древние, замшелые камни, в очертаниях которых Станко мерещились злобные, искаженные лица.
Илияш, к чести его, всегда находил удобную тропу. Иногда он оставлял Станко позади, велев ему «с места не сходить», и ускальзывал вперед разведывать путь.
В очередной раз они расстались в глухой чаще — стволы и стволы, зеленые глыбы кустов, под ногами мелкая трава и мелкие же камни, неба не видно из-за путаницы ветвей. Илияш ушел вперед, повторив сурово: «Чтоб с места не сходил!», а Станко, повинуясь его указанию, остался стоять столбом.
Время шло, а проводник не возвращался. День был пасмурный, под сводами леса висел серый полумрак, и в этом полумраке Станко разглядел рядом, совсем в двух шагах, пышный куст малины.
Ягоды, кое-где переспелые, гнули ветви до самой земли. Станко внезапно понял, что умрет, если не попробует хоть одну.
Впрочем, почему одну? Достаточно протянуть руку, и красная, сладкая горсть ссыплется в ладонь, а потом можно будет слизать густой малиновый сок… Станко вспомнил тот единственный хилый куст малины, который рос у его двора и который соседи обносили быстрее, чем он успевал съесть хотя бы три зеленых ягодки.
Радостно улыбаясь, уже чувствуя во рту малиновый вкус, Станко шагнул по направлению к кусту и протянул ладонь.
Будто жирная тугая змея вдруг оплела его ноги. Станко вскрикнул, а петля вокруг щиколоток рывком стянулась, дернула, и он потерял равновесие. Земля рванулась, Станко шлепнулся на живот, вцепился в траву, будто она могла удержать его. Еще рывок, и земля оказалась на месте неба.
Станко висел вниз головой, раскачиваясь, как большой тяжелый маятник. В глазах у него понемногу темнело от прилива крови. В поле его зрения попеременно попадали то куст малины, то изъеденный временем древесный ствол, то гора покрытых мхом угрюмых камней. И все время маячила темная, высокая куча, в которой Станко внезапно узнал очень большой муравейник.
