Дж. Риддел - Дом с привидениями в Летчфорде
Он взглянул на рукав, затем на меня. И в следующий миг без чувств упал на подушку.
Я думал, нам не удастся привести его в сознание. Он не подавал признаков жизни, и я уже начал отчаиваться, но он пришел в себя.
Конечно, его рассказ и черные пятна на рукаве заставили меня предположить, что он ходил во сне. Посоветовав Валентайну самому находиться в соседней комнате и запирать дверь на ключ, я удалился с чувством, что сделано все возможное.
Но он становился все более беспокойным. По мере того, как его физические силы таяли, возбудимость возрастала, он больше не мог сдерживаться и постоянно рассказывал о своих видениях и открывшихся ему ужасах.
Хотя он и был в тяжелом состоянии, я требовал перевезти его из Кроу-Холл. Я предлагал ему на время поселиться у меня, но он и слышать об этом не хотел. Стоило затронуть эту тему, как он впадал в отчаяние или в ярость, иногда он горько плакал, как ребенок, жалуясь на жестокость близких.
Они хотят отнять у него последнюю надежду — богатство, сказочное богатство, спрятанное где-то в доме. Он отыщет для них клад. Сам он уже не сможет им воспользоваться — это, конечно, напрасная надежда, пустые ожидания, — но он оставит сокровища жене и сыну. Они бы уже были у него в руках, сумей он убедить нас оставить его одного.
— Что нам оставалось делать? Я спрашиваю, сэр, что нам оставалось делать?
— Не спускать с него глаз? — предположил я.
— Мы и так не спускали с него глаз. Миссис Уолдрум не отходила от него днем, сын — ночью. Двери были заперты, ключи вынуты. Я навещал его каждый день. Я знал, что его конец — дело нескольких недель. И вдруг часа в четыре утра меня разбудил отчаянный стук в дверь.
— В чем дело? — спросил я.
— Мистер Уолдрум утопился в пруду!
— Не помню, как я оделся, как добежал до Кроу-Холл. Он лежал на кровати как мертвый, но он был жив. Он говорил со мной вполне разумно. Я попросил всех выйти из комнаты, и мы остались вдвоем.
— Помните, что я говорил вам о жене Филипа Уолдрума? — спросил он.
Я кивнул головой.
— С тех пор она часто ко мне приходила, пришла и прошлой ночью. Мы спустились, как раньше, вниз, но на этот раз я не смог выбраться. Я долго продвигался ощупью, пока не очутился в воде. Я стал тонуть и начал звать на помощь. Меня спасли. Остальное вам известно.
После этого он начал бредить. Он говорил о спрятанных сокровищах, о темноволосой красавице, о телах, погребенных в подвалах, о подземных ходах, известных лишь ему одному. А потом он умер. Я присутствовал при его смерти.
Он протянул руки к призраку, обратившему его жизнь в кошмар, и произнес:
— Прости, у меня нет сил… Это были его последние слова.
— И по этой причине вы решили, что Кроу-Холл "гиблое место"?
— Это проклятое место, — ответил он. — Смейтесь, если вам угодно, но именно поэтому я перебрался сюда.
— Мне вовсе не до смеха, — возразил я. — И тем не менее, я покупаю имение.
— Тогда не упрекайте меня, что бы ни случилось, — заметил он.
— Я не принадлежу к семейству Уолдрумов, — ответил я. — А если бы и принадлежал, то сомневаюсь, чтобы жене Филипа Уолдрума удалось вытащить меня на ночную прогулку.
Он поглядел на меня и грустно покачал головой.
— У меня отличное пищеварение, — заверил я.
— Не сомневаюсь, иначе вы никогда не купили бы Кроу-Холл, — ответил он.
Мы расстались с ним друзьями. Именно так в свой смертный час я хотел бы расстаться с миром. Однако на столь приятный конец, по-моему, не слишком стоит надеяться.
Глава VII
Мистер Уолдрум узнает…
Итак, я стал владельцем Кроу-Холл, а на вырученные от его продажи деньги Валентайн Уолдрум обставил, конечно, не целый дом, но приемную, кабинет, не говоря уже о личных апартаментах, в особняке, некогда принадлежавшем аристократическому семейству, но в соответствии с веяниями времени перешедшем в собственность отставного дворецкого, который, как и его жена, бывшая горничная прежней хозяйки, был рад заключить взаимовыгодную сделку с удобным во всех отношениях жильцом.
Рискуя навлечь на себя подозрение в тщеславии, я все же замечу, что без моей помощи Валентайну никогда не удалось бы найти подходящую квартиру и прислугу за столь умеренную плату, поэтому аренду дома, приобретение мебели и наем челяди я по праву считаю своей заслугой.
Однако я не без сопротивления согласился отвергнуть свой первоначальный план и позволить ему обосноваться на холостяцкий лад. Дело в том, что я хотел, чтобы он присмотрел себе невесту, прежде чем состояние безбрачия станет у него хроническим. Я убеждал его, что врач и ученый обязан быть мужем и отцом и что если он намеревается преуспеть в своей профессии, он должен задаться целью найти леди — если с приданым, то тем лучше, — но в любом случае, настоящую леди, любезную, воспитанную, образованную, которая вела бы дом, сидела во главе стола и способствовала его продвижению по общественной лестнице, поскольку никто не может сделать это лучше, чем умная женщина.
Сначала в ответ на подобные замечания он просто отшучивался или уходил от разговора, но наконец прямо заявил, что вообще не собирается жениться.
— Если бы мне случилось увлечься, если бы я почувствовал, что готов полюбить, я немедленно бежал бы от нее, как от Лорелеи. Злой рок уже много лет преследует род Уолдрумов, и я не вправе служить приумножению зла. Конечно, каждому мужчине присуще естественное желание держать на коленях сына, думать о том, что жизнь его будет продолжена в детях и внуках. Но смогу ли я без содрогания взглянуть в лицо собственному сыну, зная, какую судьбу я ему уготовил? Что я должен чувствовать при мысли, что мое дитя, плоть от плоти моей, окончит свои дни лепечущим идиотом или буйным маньяком в сумасшедшем доме? Нет, женитьба не для меня. Подругой моей жизни станет профессия, а не женщина. С ней будущее мне не страшно — какие бы несчастья ни принесла судьба, я оставлю после себя детей своего разума, которые послужат миру верой и правдой.
— Что за нелепые мысли! — возмутился я. — Ваш батюшка был не безумнее меня. Болезнь изнурила его, поэтому он видел странные сны, грезил наяву, бродил во сне, и нес всякий вздор о зарытом сокровище и женщине, которая принесла несчастье роду Уолдрумов, как и положено в почтенных английских семьях, в которых принято сваливать все беды на иностранцев, как женского, так и мужского пола. Вот единственно разумное объяснение.
В этот момент Валентайн Уолдрум вскочил со стула и, словно клещами, стиснул мою руку.
— Друг мой, — заметил я, — если уж природа наделила вас незаурядной силой, будьте, по крайней мере, милосердны! — Однако мой протест остался без внимания.
