Клайв Баркер - Проклятая игра
Поначалу Марти оценивал их чувство как предубеждение к низшему классу; принцип богатых и влиятельных — никому не доверять. Но чем больше он сидел на встречах, чем большего числа горячих споров он становился свидетелем, тем более он уверялся в том, что в их делах был едва видимый подтекст жульничества или даже преступности. Большинство их разговоров он едва понимал — термины биржевого рынка были для него закрытой книгой, — но даже цивилизованный словарь не мог полностью оздоровить основное направление. Их интересовал механизм мошенничества: манипулировать законом, так же как и рынком. Их беседы были переполнены разговорами об избежании налогов, о торговле между клиентами, чтобы искусственно поднять цены, об упаковке успокоительных лекарств как панацей. В их речах не подразумевалось вины, наоборот — разговоры о незаконных манипуляциях, о проданных и купленных политических лояльностях явно приветствовались. И среди этих манипуляторов Уайтхед был главной фигурой. В его присутствии они были почтительны. Более того, если им удавалось занять место у его ног, они были безжалостны. Он мог, и часто делал это, заставить их замолчать легким движением руки. Каждое его слово воспринималось, словно оно выходило из уст мессии. Эта шарада очень впечатляла Марти, но в соответствии с правилом большого пальца, выученным им в тюрьме, он знал, что для того, чтобы заработать такое поклонение, Уайтхед должен был нагрешить намного больше, чем его почитатели. В коварных и хитрых способностях Уайтхеда он не сомневался: он испытывал его убедительную силу ежедневно. Но со временем среди других вопросов самым обжигающим стал вопрос: был ли он вором? А если нет, то каким былоего преступление?
16
Легкость, думала она, наблюдая за бегуном из своего окна, была именно тем, или, по крайней мере, большей частью того, чем она восхищалась в нем. Она не знала его имени, хотя узнать могла. Ей доставляла большое удовольствие его анонимность, этого ангела в тренировочном костюме, из губ которого вырывались клубы пара, когда он бежал. Она слышала, как Перл говорила что-то о новом телохранителе, и предполагала, что это должен быть именно он. Да и имело ли значение его имя? Подобные детали только помещали бы созданию мифа.
Для нее это были плохие времена по многим причинам, и вид этого ангела, бегущего по газонам или мелькающего среди кипарисов, был именно тем, за что она цеплялась в эти безрадостные утра, сидя перед окном после бессонной ночи: предзнаменованием лучших времен, которые должны наступить. Регулярность его появлений была тем, на что она стала рассчитывать, и, когда она спала слишком крепко и пропускала его утром, весь оставшийся день ее не оставляло чувство потери, и она с нетерпением ждала следующего свидания.
Но она не могла заставить себя покинуть этот солнечный остров, преодолеть так много опасных рифов, чтобы добраться к нему. Даже подать какой-либо сигнал о ее присутствии в доме было слишком рискованно. Интересно, думала она, насколько у него развиты детективные наклонности. Если да, то он, возможно, должен был обнаружить ее по некоторым очевидным признакам: ее окуркам в кухонной раковине или запахам ее духов в комнате, которую она покинула всего за несколько минут. Хотя, наверное, ангелы, являясь божествами, не нуждаются в подобных знаках. Возможно, он просто знал, безо всяких ключей, что она была здесь, стоя за небом, отражавшимся в окне, или прижавшись к запертой двери, пока он шел, насвистывая, по коридору.
Хотя, не было смысла добираться до него, даже если бы она набралась смелости. Что она скажет ему? Ничего. А когда он неминуемо потеряет к ней всякий интерес и вернется к своим делам, она останется одна в безлюдном пространстве, изолированная в своем безопасном месте, на своем солнечном острове, куда она приплывала на чистом белом облаке, которое обеспечивал маковый сок.
— Ты ничего не ела сегодня, — проворчала Перл. Это была знакомая жалоба. — Ты худеешь.
— Оставь меня, ладно?
— Ты же знаешь, мне придется рассказать ему.
— Нет, Перл, — Кэрис просительно взглянула на нее, — не говори ничего, пожалуйста. Ты же знаешь, как он принимает это близко к сердцу. Я тебя возненавижу, если ты скажешь.
Перл стояла в дверях, глядя на нее неодобрительно и осуждающе, не желая поддаваться этому призыву или шантажу.
— Ты собираешься снова уморить себя? — спросила она.
— Нет. У меня просто нет аппетита, вот и все.
Перл пожала плечами.
— Я тебя не понимаю, — сказала она. — То ты убиваешь себя, то…
Кэрис просияла.
— Тебежить, — сказала женщина.
— Постой, Перл…
— Что?
— Расскажи мне о бегуне.
Перл выглядела удивленной: непохоже, чтобы девушка вообще проявляла интерес к тому, что происходит в доме. Она оставалась за закрытыми дверями и грезила. Но сейчас она настаивала.
— О том, кто гоняет себя каждое утро. В тренировочном костюме. Кто он?
Рассказать ей будет не вредно. Любопытство — признак здоровья, а его было у нее так мало.
— Его зовут Марти.
Марти. Кэрис прикинула имя у себя в голове: оно шло ему. Ангела звали Марти.
— Марти, а дальше?
— Да я не помню.
Кэрис поднялась. Улыбка исчезла. У нее было то выражение лица, которое появлялось, когда она действительно чего-то хотела: уголки ее рта опустились вниз. Это было выражение лица Уайтхеда, и Перл опасалась его. Кэрис это знала.
— Ты знаешь мою память, — извиняющимся тоном сказала Перл. — Я не могу припомнить его фамилию.
— Ладно, кто он?
— Телохранитель твоего отца; им заменили Ника, — ответила Перл. — Он, кстати, бывший заключенный. Ограбление с насилием.
— Правда?
— И довольно нелюбезен.
— Марти.
— Штраусс, — с триумфом провозгласила Перл. — Мартин Штраусс, вот как!
Ну вот: у него есть имя, подумала Кэрис. Это давало ей крошечную власть над ним. Называя человека по имени, можно управлять им. Мартин Штраусс.
— Спасибо, — сказала она с неподдельной благодарностью.
— А зачем тебе знать?
— Просто интересно, кто он. Люди приходят и уходят.
— Ну он-то, я думаю, останется, — сказала Перл, выходя из комнаты. Когда она закрыла дверь, Кэрис спросила:
— А у него есть второе имя?
Но Перл уже не слышала.
* * *Было странно, что бегун был заключенным; и все еще оставалсязаключенным в некотором смысле, бегая и бегая вокруг, вдыхая чистый воздух и выдыхая клубы пара, рассеивающиеся у него за спиной. Возможно он более, чем старик, Той или Перл, понимал, каково быть на солнечном острове и не знать, как выбраться оттуда. Или, еще хуже: знать как, но никогда не осмеливаться из-за боязни навсегда потерять безопасность.
