Джанин Фрост - На дне могилы
Кости продолжал жать на газ и все поглядывал в зеркало заднего вида. Через несколько миль он свернул к заправочной станции.
— Вылезай, милая, пора сменить машину.
Мы вышли. Человек, заправлявший рядом «хонду», только и успел сказать: «Что за…» — когда Кости оборвал его зеленым взглядом:
— Это теперь твоя машина. А твоя — наша.
— Моя машина… — с остекленевшими глазами повторил тот.
— Правильно. Поезжай домой и вымой ее, она жутко грязная.
Теперь Кости вел машину менее агрессивно, но все равно превышал дозволенную скорость. Он ехал к парку не напрямик, а окольным путем. Когда мы добрались до парка, Кости поставил машину под деревом, выключил мотор и фары.
В тишине громко прозвучало мое учащенное дыхание.
— Ты… ты думаешь?..
— Почему ты решила, что Грегор в отеле?
Он спросил это так равнодушно, словно интересовался, бумага или пластик. Но меня не обманул. Я видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимавших руль.
Как ему объяснить?
— У меня опять резко заболела голова, а потом я услышала его, только он говорил со мной не сейчас, понимаешь? Думаю, это были воспоминания о том, что говорилось раньше, а в прошлый раз это случилось, когда он был совсем рядом, на улице в Новом Орлеане.
Пауза. И:
— Что он сказал?
— Ты не слышал? — удивилась я.
— Нет. — Куда подевался его бесстрастный тон? — А то бы не спрашивал.
— А, ну ладно. В первый раз все было совсем мельком, просто обрывок. Что-то о том, что во Франции нет ферм с вишневыми садами. В этот раз он меня предупреждал, что меня кто-то преследует.
— Звучит вполне актуально, — буркнул Кости.
— Ну да. — Я задумалась. — И все же мне кажется, это что-то из прошлого.
На ветровом стекле возник Фабиан. От неожиданности я подскочила. Какой из него вышел бы шпик!
— Там был желтоволосый вампир, — объявил он. — Прятался за отелем с еще шестерыми. Думаю, меня они не увидели.
Кости уставился на меня. В его взгляде было что-то мне незнакомое.
— Извини, — сказал он.
— За что?
— За это.
Его кулак метнулся вперед.
Открыв глаза, я увидела темноту с проблесками света по краям. Я сидела, но не в машине. Судя по звуку, в самолете.
Первым делом я потянулась сорвать повязку, но прохладная рука остановила меня.
— Не надо, Котенок.
Я повернулась на голос:
— Сними.
— Нет. Перестань ерзать, давай поговорим.
Я застыла, вспомнив:
— Ты меня вырубил.
— Да. — В его голос прокралась теплота. — Ты будешь сидеть смирно?
— Посмотрим. Зачем ты меня ударил?
Ему придется привести чертовски вескую причину!
— Помнишь, я сказал, что сообщить Грегору о нашем местонахождении могут только те, кто сидит в машине? Лиза, Зам и Классики не знали, где мы остановимся в Форт-Ворте, а если бы и знали, не могли ни с кем связаться. И Дениз с Ниггером не знали, где мы остановились. Фабиан все время был с нами, а если бы предателем оказался он, мог бы не говорить нам, что Грегор в отеле. Остаемся мы с тобой. Я ничего Грегору не сообщал, так что оставалась… ты.
Я ахнула:
— Ты решил, что я связывалась с Грегором за твоей спиной?
— Не нарочно, но он каким-то образом сумел заманить тебя в Париж и связывался с тобой во сне. Как знать, не нашел ли он и средства подслушивать. Это просто догадка, Котенок, но, если я не прав, ты не много теряешь: несколько часов без сознания.
А если он прав…
— Что ты задумал? Вырубить меня поосновательней и проверить, не уберется ли Грегор?
Я думала, нет ничего хуже беспомощности, но чувствовать себя потенциальной помехой делу? Это еще хуже.
— Конечно нет. Но когда мы будем переезжать с места на место, тебе придется принимать твое снотворное. Если ты не будешь знать, где мы, а Грегор все рано сможет нас выследить, значит, он не шарит у тебя в сознании, пока ты спишь.
Господи, как обидно. Меня посадят в клетку на карантин, словно животное, заподозренное в бешенстве.
— Тогда зачем было приводить меня в чувство? Мы в самолете. Я слышу гул двигателей. Почему не подождать было, пока мы доберемся до места?
Тебе нужно есть и пить, и я решил, что ты захочешь освежиться.
Я снова потянулась к повязке, и он опять меня остановил.
— Не снимай.
— Почему? Я и так знаю, что мы в самолете, а по облакам места не определю!
— Ты не знаешь, какой это самолет, — твердо возразил Кости. — Не знаешь марки, модели, типа — все это могло бы помочь тебя выследить. Это ненадолго, Котенок.
Совсем ненадолго, если он ошибся. А если прав, тогда на сколько?
— Пусть будет так. С чего начнем: кормление или помывка? Не знаю, открывать рот или снимать одежку?
Он ответил не сразу. Наконец выговорил:
— Прости.
— Это значит, ты собираешься мне врезать? От прошлого твоего извинения у меня вмятина на голове.
Я болтала, чтобы удержаться от слез при мысли, что сама позволила Грегору нас выследить.
— Тебе решать, и нет, я не собираюсь тебя бить.
Хотела бы я видеть его глаза. Они больше рассказали бы мне о его мыслях. Но я слышала только голос, а его Кости тщательно контролировал.
— Тогда проводи меня в ванную. Я сама чувствую, как воняю.
Я не помнила, сколько пробыла без сознания, но явно долго. Пузырь так и вопил, а во рту чувствовался налет. Очаровательно.
Он обхватил мои пальцы:
— Я покажу.
Чтобы не спотыкаться, пришлось держаться за Кости.
Я вымыла волосы в крошечной раковине. Интересно было проделывать это с зажмуренными глазами — повязку я потребовала снять. Кости остался стоять в дверях, поддерживал меня, когда требовалось. Судя по звукам, в самолете мы были не одни. Подглядывать никто не мог, но все же с открытой дверью я чувствовала себя неловко. Когда я закончила, Кости сунул мне в руки свежую одежду.
Потом меня кормили с ложечки. С каждым кусочком, имевшим вкус курицы, во мне нарастало отчаяние. Вот и конец равенству в наших отношениях. Сейчас от меня никакого толку. Кости вручил мне четыре капсулы, и я жадно проглотила их. Лучше уж вырубиться, чем так.
Не знаю, через какое время Кости меня разбудил, и все повторилось. Ощущение провалов и взлетов подсказало, что мы все еще в воздухе. Звук двигателей стал глуше. Я снова забросила в рот пилюли и запила их водой, на этот раз отказавшись кормиться с ложечки. С голоду не умру, главное — утолять жажду. Кости не спорил. Просто гладил меня по голове, пока таблетки не подействовали.
Последнее, что я услышала перед тем, как провалиться в темноту, было: «… приземляемся, Криспин». Кажется, это сказал Ниггер. А может, я уже спала.
