Говард Лавкрафт - Зов Ктулху
В следующее мгновение сэр Артур выскочил из комнаты и с бешеной скоростью устремился к парадному выходу, словно его преследовало некое жуткое чудовище. Выражение неописуемого ужаса на его лице потрясло Сомса и, в свою очередь, он ощутил приступ неподдельного страха. Почти добежав до парадного, сэр Артур внезапно остановился, поколебался секунду-другую, а затем повернулся и сбежал вниз по ступенькам, ведущим в подвал.
Потрясенные слуги молча смотрели на дверь, за которой скрылся хозяин дома, ожидая, что он вот-вот появится обратно, но этого так и не произошло. За дверью не было слышно ни звука; только сильный запах керосина начал распространяться по дому. После наступления темноты слуги услыхали, как хлопнула дверь, ведущая из подвала во двор. Последним, кто видел живого Артура Джермина, был конюх; по его словам, с ног до головы облитый керосином сэр Артур, воровато озираясь, устремился в сторону раскинувшегося неподалеку от дома болота и вскоре исчез во тьме. Далее ужасные события развивались с огромной быстрой: слуги увидали на пустыре яркую вспышку, столб пламени, в котором корчился самоубийца и через минуту все было кончено.
Причину, по которой обгоревшие останки сэра Артура Джермина не были собраны и захоронены, следует искать на дне ящика, полученного покойным из Африки. Вид мумифицированной богини был ужасен: полуразложившаяся, изъеденная, она вызывала тошноту, но даже ничего не смыслящий в антропологии дилетант мог бы понять, что перед ним лежит мумия белой человекообразной обезьяны неизвестного вида, характеризующегося гораздо менее густым, нежели у других обезьян, волосяным покровом и значительно большим сходством с человеком; следует добавить, что последнее было просто невыносимо.
Не будем вдаваться в подробности, дабы не пробудить у читателя весьма неприятных эмоций, однако упомянем о двух немаловажных деталях, которые потрясающе стыкуются с некоторыми заметками сэра Уэйда, касающимися его африканских экспедиций, а также с конголезскими легендами о белом боге и богине в образе человекообразной обезьяны. Во-первых, герб на медальоне, который украшал мумимицированную богиню, был фамильным гербом Джерминов; во-вторых, полушутливый намек мсье Верхерена относительно сходства сморщенного лика богини с некой известной персоной, относился ни к кому иному, как к пораженному сверхъестественным ужасом Артуру Джермину, прапраправнуку сэра Уэйда Джермина и никем и никогда не виданной женщины. Члены Королевского Антропологического института предали мумию огню, а медальон выбросили в глубокий колодец, и многие из них до сих пор не желают признать, что Артур Джермин вообще существовал на земле.
Кошки Ультхара
Говорят, что в Ультхаре, расположенном за рекой Скай, никто не имеет права убить кошку; и я могу охотно поверить в это, когда пристально всматриваюсь в нее, ту, что мурлычет сейчас, сидя у камина. Ибо кошка таинственна, загадочна и близка ко всему, что не дано постичь человеку. Она — душа древнего Египта, хранительница легенд забытых городов Меро и Офира. Она — родственница Царя Джунглей и наследница тайн зловещей седой Африки. Сфинкс — ее двоюродный брат, и они говорят на одном языке, но кошка древнее Сфинкса и помнит то, что тот уже позабыл.
В Ультхаре, еще до того, как власти запретили убивать кошек, жил один старик арендатор. Он и его жена обожали отлавливать и убивать соседских кошек. Почему они так поступали, я не знаю; знаю лишь, что многие терпеть не могут ночных кошачьих воплей, как и того, что кошки могут бесшумно украдкой пробегать в сумерках по их дворам и огородам. Как бы там ни было, но старики не упускали возможности поймать и прикончить всякую кошку, оказавшуюся поблизости от их лачуги; причем по звукам, доносившимся оттуда после наступления темноты, многие жители догадывались, что способ истребления кошек был весьма изощренным.
Однако тема эта с пожилой четой никогда не обсуждалась другими жителями деревни: отчасти из-за ничем не примечательных постных выражений их иссохших физиономий; отчасти же потому, что дом их был уж очень темным, спрятанным в тени раскидистых дубовых деревьев на краю заброшенного пустыря. Многие владельцы кошек больше боялись стариков, чем ненавидели; и вместо того, чтобы заклеймить их как жестоких убийц, предпочитали следить за тем, чтобы их четвероногие любимцы не приближались к одинокой хижине под темными деревьями. Если все же, благодаря чьему-либо недосмотру, кошка пропадала, и после наступления темноты вновь раздавались характерные звуки, несчастный хозяин животного бессильно страдал, или же благодарил Всевышнего, что такая судьба не постигла кого-нибудь из его детей. Люди в Ультхаре жили простые и о происхождении кошек им ничего известно не было.
Однажды караван странных путников с Юга вступил на узкие, мощеные булыжником улочки Ультхара. Смуглолицые люди были не похожи на других путешественников, проходивших через деревню дважды в году. Они за серебро предсказывали судьбу на базарной площади и покупали у торговцев яркие пестрые бусы. Из каких краев прибыли эти люди, никто не знал, но было замечено, что они предаются каким-то странным молениям, и что на боковых сторонах их повозок изображены диковинные фигуры с человеческими туловищами и головами кошек, ястребов, баранов и львов. Старший над ними носил головной убор с двумя рогами и причудливым диском между ними.
Был в этом необыкновенном караване маленький мальчик без отца и матери, с крошечным черным котенком. Чума жестоко обошлась с ним, отняв родителей, но все же оставила это маленькое пушистое существо, чтобы хоть чуть-чуть скрасить его горе; в детстве легко найти утешение в проказах котенка. И потому мальчик, которого смуглолицые люди называли Менесом, чаще улыбался, чем плакал, играя со своим котенком на подножке причудливо расписанного фургона.
На третий день пребывания путников в Ультхаре Менес не обнаружил своего котенка; он громко рыдал на базарной площади, и тогда кто-то из местных жителей рассказал ему о двух стариках и о звуках, доносившихся из их жилища прошлой ночью. Когда мальчик выслушал это, его всхлипывания перешли в размышление, которое уступило место молитве. Он воздел руки к солнцу и молился на неизвестном жителям деревни языке; да, по правде сказать, они и не вслушивались в его слова, поскольку все их внимание было обращено на небо, на те странные очертания, которые принимали облака. Как ни удивительно, но по мере того, как мальчик возносил к небу свои мольбы, там появлялись неясные, туманные, экзотические фигуры гибридных созданий, увенчанных рогами, которые соединялись диском. Впрочем, у Природы вполне достаточно иллюзий, поражающих воображение.
