Дмитрий Громов - Путь проклятых
– Ты им ничего не скажешь. Их для тебя больше не существует. И тебя для них – тоже, – я чувствовал, какую боль мои слова причиняют капитану, но нарывы надо вскрывать сразу. Я не собирался ему лгать. – Забудь. Знаю, что не сможешь, но – забудь. У нас есть дело. И не говори, что тебя не спрашивали! Ты мог выбрать смерть – насовсем. Но ты выбрал месть. Ты ведь еще хочешь достать тех ублюдков? Того лейтенанта ИНТЕРПОЛа, который тебя убил?
– Да! – капитан резко остановился. Его взгляд был подобен удару пули.
– Тогда надо спешить. У нас мало времени. Ночи сейчас короткие, и к тому же за нами охотятся.
– Это мы еще посмотрим, кто за кем, блин, охотится! – ощерился Прохоренко. – У тебя оружие есть?
– Есть, – я тоже оскалился в ответ. Таким мне капитан нравился куда больше. – Кое-что здесь, а кое за чем еще придется заехать. Должны успеть. Там, в шкафу – одежда. Переоденься. И умойся. А то вид у тебя, прямо скажем…
– …Краше в гроб кладут, – закончила за меня Эльвица.
Да, кладбищенский юмор – штука заразная!
ГЛАВА IV
…AND JUSTICE FOR ALL![8]
Вновь и вновь я вижу сон:
Кровью залит горизонт,
И земля в огне на много миль.
Шесть минут до часа "X",
Небо скоро рухнет вниз,
Ветер всех развеет, словно пыль!
Время убивать…
1
…Дверца сейфа заскрипела так, словно специально задалась целью поднять на ноги даже мертвых: ржавчина зубов крошится о сиреневое стекло, вот-вот готовое пойти изломами трещин. Ну и ладно, мертвые нам не помеха, а живые, авось, не услышат.
Оба пистолета были на месте, завернутые в заскорузлые от засохшего за эти годы масла тряпки. Главное – не перепутать: «парабеллум» – с обычными пулями, а вот в «ТТ» – аргентум. Кажется, так. На всякий случай проверил. Нет, не забыл, однако, все верно. Теперь – запасные обоймы: четыре к «парабеллуму», две к «ТТ». Все, что есть.
Серая паутинка шороха.
Это там, на лестнице, ведущей в подвал.
«Если это Бессмертный Монах – то прямо сейчас и проверим, насколько он бессмертный!» – зловеще усмехнулся я, передергивая затворы на обоих пистолетах…
…Когда панический топот ног стих, я направился к другому выходу.
* * *Такси поймали здесь же. Все равно этим тайником я больше не воспользуюсь, а до моего убежища отсюда достаточно далеко. Транспортировать же капитана через полгорода по воздуху мы не собирались: силы нам еще потребуются – и во время самой операции, и потом, когда настанет время уносить ноги. Вот тогда и полетаем!
Водитель благоразумно не стал интересоваться содержимым тяжелых спортивных сумок, которые мы загрузили в багажник. Возможно, он и отказался бы нас вести, но было уже поздно – и он это прекрасно понимал. Не надо было останавливаться.
Несколько раз я перехватывал голодный взгляд Василия, так и сверливший мясистый загривок водителя. А неплохо держится капитан! Другой бы уже сорвался! Он ведь еще до Приобщения немало крови потерял…
Здесь.
Мы остановились за два корпуса до объекта. Ни к чему обнаруживать себя раньше времени. Интересно, ожидают ли они нападения? Очень хотелось надеяться, что – нет; но рассчитывать всегда надо на худшее.
Я огляделся внутренним взглядом.
Зеленовато искрят воздушные потоки, спиралями закручиваясь вокруг молчаливых институтских корпусов. Вокруг колышется другая, темная зелень с янтарными вкраплениям – это шепчутся между собой старые клены. В вестибюле ближайшего здания угадывался серый контур дремлющего вахтера. Редкие лазурные линии немногих задействованных электропроводов, неслышимый, едва ощутимый отсюда зуд бегущего по ним тока.
Красиво!
И все чисто. Поблизости никого нет.
Прежде чем перейти на обычное ночное зрение, оборачиваюсь.
Такси уже и след простыл… нет, не простыл еще – вот она, медленно гаснущая флюоресцентная дорожка. Рядом – двое. Пурпур и темный, переходящий в бурый, багрянец. Элис и капитан.
Все, хватит! На это уходит слишком много сил.
– Пошли.
Останавливаемся у предпоследнего корпуса, в зыбкой, скрадывающей очертания тени деревьев.
Трепещут, шелестят под теплым ветром кроны старых кленов, тянут к нам ладони-листья, словно пытаясь о чем-то предупредить. Спасибо. Я знаю, вы с нами – а не с теми, кто ставит опыты на мертвых детях!
Может, еще свидимся.
Сухое вжиканье расстегиваемых молний. Масляные щелчки вставляемых в гнезда магазинов. Злорадный лязг затворов. Они тоже дождались своего часа!
На миг меня захлестывает ощущение, что где-то, когда-то это уже было, было! Где? когда? со мной? с нами?
Не помню. Волна накатывает и уходит, оставляя лишь чувство ущербности, невозможности вспомнить. Ложная память? Что-то из прошлой жизни? Из предыдущих инкарнаций? Из того, другого мира, где лежат под пригашенными лампами два погруженных в студень тела?
Может быть.
Сейчас это уже не имеет значения.
Ничто больше не имеет значения.
Nothing else matters!
– Возьми, капитан, – протягиваю ему инфракрасные очки, – у тебя пока с ночным зрением не очень. Значит, так: мы взлетаем, убираем охрану у входа, потом переносим тебя через ограду. Внутрь ты входишь через парадный вход, мы – через окна. И запомни: не жалеть никого! Невинных там нет. Они-то нас уж точно не пожалеют. Все. Мы полетели.
– Ни пуха!
– К черту!
С Эльвирой уже все оговорено. Земля, качнувшись, уходит вниз; в лицо упруго ударяет ветер. Мимо проносятся размазанные тени кленов, сливаясь в одну стремительно улетающую назад полосу. Сейчас я сам – такая же размазанная тень, темная молния, оживший кусок мрака…
You'll see a darkness into my eyes;
I am a horror of crazy night![9]
Безумное, разметанное небо в переливах алмазной пыли. Желтый мистический глаз луны притягивает, манит.
Нельзя. Не сейчас!
Навстречу прыгает ломаная линия ограды. Ослепительная лазурь, нарастающее гудение – проволока-то у них под током!
Когда это я успел перейти на внутренний взгляд?!
Не важно.
Почти невидимые нити сторожевых лучей проваливаются вниз. Ловлю поперечный поток и пускаю свой шершавый сиреневый шепот по его искрящему бледной зеленью краю:
– Эли! Выше!
Она услышит. Я знаю! Откуда?
Не важно.
Крона послушно расступается, принимая меня в себя. Мир смещается обратно, обретая нереальную четкость очертаний. Успеваю заметить темный вихрь с пурпурной сердцевиной, исчезающий в листве дерева по другую сторону от ворот. Мгновение назад я сам выглядел точно так же.
Так, где наружная охрана? Ага, вот один отливающий фиолетовым серебром силуэт, другой. Встопорщенные, ощетинившиеся металлом. А глубоко внутри – пульсируют комочки черного страха. Они еще не знают – но предчувствуют. Они настороже, они…
