Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка
Эдуард открыл бумажник и протянул водительские права. Я подала полисмену лицензию истребителя. Он вернул права Эдуарда, а на мой документ прищурился.
– Эта лицензия в Нью-Мексико не годится.
– Я осведомлена об этом, сотрудник, – сказала я ровным голосом.
Он прищурился на меня, как только что на лицензию.
– Тогда зачем вы здесь?
Я улыбнулась, только не смогла сделать так, чтобы глаза тоже улыбались.
– Я здесь не как истребитель, а как эксперт по противоестественному.
Он отдал мне лицензию:
– Зачем тогда эта железка?
Я посмотрела вниз, на пистолет, резко заметный на фоне красной блузки. На этот раз улыбка у меня была неподдельная.
– Пистолет не спрятан, сотрудник Нортон, и на него есть федеральная лицензия, чтобы не возиться каждый раз с разрешением на оружие, переезжая из штата в штат.
Ответ ему не слишком, кажется, понравился.
– Мне было сказано пропустить вас двоих.
Предложение было утвердительное, но прозвучало как вопрос, будто он не решил еще, пропустит он нас все-таки или нет.
Мы с Эдуардом стояли, изо всех сил стараясь казаться безобидными, но полезными. Прикидываться безвредной мне удавалось куда лучше, чем Эдуарду. Даже никаких усилий не требовалось. Зато он лучше напускал на себя полезный вид. Он был воплощением безопасности и излучал ауру целеустремленности, на что реагируют и полицейские, и обычные люди. Я же могла только выглядеть безвредной и ждать, пока сотрудник Нортон решит нашу судьбу.
Наконец он кивнул, будто принял решение.
– Мне положено сопровождать вас при осмотре, мисс Блейк.
Видно было, что эта работа его не радует.
Я не стала его поправлять, что надо говорить миз Блейк. Кажется, он искал только повода от нас отделаться, и я не собиралась помогать ему в этом. Мало кто из полисменов любит, когда гражданские суют нос в их расследования. Я была не просто штатской – но также женщиной и охотницей на вампиров. Тройная угроза в лучшем виде: шпак, баба и урод.
– Сюда.
Он двинулся по узкой дорожке. Я посмотрела на Эдуарда, но он просто зашагал за Нортоном. Я последовала за ним. Такое у меня было чувство, что в ближайшие дни мне еще не раз придется это делать.
Тихо. Очень тихо было в этом доме. Тихо шелестящий кондиционер напомнил мне шипение воздуха в больнице. У меня из-за спины вышел Нортон, и я вздрогнула. Он ничего не сказал, только глянул на меня.
Из прихожей я направилась в большую гостиную с высоким потолком. Нортон пошел за мной. На самом деле он чуть не наступал мне на пятки, как преданный пес, но исходило от него не обожание и доверие, а подозрительность и настороженность. Эдуард устроился в одном из трех удобных с виду кресел с синей обивкой, вытянулся, скрестил ноги. Темные очки он не снял и был похож на картину «Отдых в уютной гостиной», если кто-нибудь такую писал.
– Тебе скучно? – спросила я.
– Я это уже видел, – ответил он.
Сейчас он меньше изображал Теда и был больше самим собой. Может, ему наплевать, что подумает Нортон, а может, надоело играть. Мне точно надоело смотреть.
Комната была из тех больших комнат, что объединяют гостиную, столовую и кухню. Хотя она и просторная, но я не очень уютно себя чувствую, когда пол тянется во все стороны. Я люблю, когда больше дверей, стен, перегородок. Наверное, сказывается моя повышенная замкнутость. Если по дому можно судить о семье, которая в нем жила, то эти люди были гостеприимны и в каком-то смысле обычны. Они покупали мебельные гарнитуры: зеленовато-голубая гостиная, столовая темного дерева у одной стены, окно с эркером и кружевными занавесками. На кухонном столе новая поваренная книга юго-западных блюд в твердой обложке. Заложена написанным от руки рецептом. Кухня занимала меньше всего места – длинная и узкая, с белыми ящичками и черно-белым молочным узором на банке с печеньем в виде коровы, которая мычала, когда у нее снимали голову. Покупное печенье, шоколадные палочки. Нет, я не стала их есть.
– Ищешь разгадки в банке с печеньем? – спросил Эдуард.
– Нет, – ответила я. – Мне просто хотелось знать, действительно ли она мычит.
Нортон издал тихий звук, который можно было принять за смех. Я сделала вид, что не слышала. Хотя учитывая, что он стоял в двух футах от меня, это было непросто. Я резко сменила направление движения по кухне, и он чуть в меня не врезался.
– Вы мне можете дать чуть больше места, чтобы дышать? – спросила я.
– Я следую полученным приказаниям, – ответил он с каменным лицом.
– Вам приказано стоять близко, как будто мы собираемся танго танцевать, или просто сопровождать меня?
У него дернулись губы, но он сумел не улыбнуться.
– Просто сопровождать вас, мэм.
– Прекрасно, тогда сделайте два больших шага назад, чтобы мы могли перемещаться, не сталкиваясь.
– Я должен следить, чтобы вы ничего не изменили на месте преступления, мэм.
– Меня зовут не мэм, меня зовут Анита.
Это заставило его улыбнуться, но он тряхнул головой и сумел улыбку убрать.
– Я только выполняю приказания и ничего больше.
Какая-то горечь прозвучала в последних словах. Полисмену Нортону было под пятьдесят, по крайней мере с виду. Скоро он отслужит свои тридцать лет и при этом все еще должен сидеть в машине рядом с местом преступления и выполнять приказания. Если он мечтал когда-то о большем, то оно в прошлом. Этот человек принимал реальность как она есть, но такая реальность ему не нравилась.
Открылась дверь, и вошел человек в галстуке с ослабленным узлом, с закатанными рукавами рубашки на загорелых предплечьях. Кожа у него была темно-коричневой, но не от загара. Испанская кровь или индейская или и та, и другая. Волосы подстрижены очень коротко – не для красоты, а потому что так удобнее. На бедре у него висел пистолет, к поясу штанов прикреплена золотая табличка.
– Я детектив Рамирес, извините, что опоздал.
При этих словах он улыбнулся и весь засиял природной жизнерадостностью, но я этому не поверила. Слишком много раз я видела, как у копа лицо меняется от приветливого до каменного за долю секунды. Рамирес предпочитал ловить мух на мед, а не на уксус, но я знала, что уксус у него тоже есть. До чина детектива в штатском не дослужиться, не приобретя некоторой доли кислоты, наверное, точнее будет сказать – не потеряв невинность. В общем, как это ни назови, а оно должно быть. Весь вопрос только в том, насколько глубоко это скрыто в нем.
Я все же улыбнулась и протянула руку, и он ее пожал. Рукопожатие было твердым, но улыбка никуда не делась, правда, глаза были холодными и замечали все. Уйди я сейчас, он смог бы описать меня во всех деталях вплоть до пистолета – или начиная с пистолета.
