Джеймс Херберт - Вторжение
— Русские никогда не решились бы на такой отчаянный шаг, если бы мы не перестали продавать им зерно и нефть.
Истерия снова заполнила помещение столовой. Казалось, малейшего повода, еще одного несдержанного выкрика будет достаточно, чтобы собрание стало неуправляемым. Бессилие и ярость переполняли каждого, и Бог знает к чему это могло привести.
Фарадей попытался взять бразды правления в свои руки. Он поднялся и, стараясь не повышать голоса, сказал:
— Мистер Дили прав: сейчас не время для таких дискуссий. Кроме того, вполне возможно, что первую ракету вообще выпустили не русские. Так что, пока у нас нет точных сведений, давайте оставим эту тему в покое.
Новая волна раздражения прокатилась по столовой, и Фарадей понял, что говорить этого не следовало.
Дили быстро попытался исправить его ошибку.
— Дело в том, что никто все-таки не предполагал такого поворота событий. Наше правительство предпринимало все необходимые меры на случай войны, считая ее маловероятной. Но война, вопреки ожиданиям, все же разразилась.
— Тогда почему нас всех не проинформировали, что ситуация настолько серьезна? — спросил Калвер, не в силах сдержать гнев, который был направлен только на Дили, будто он, правительственный чиновник, нес личную ответственность за все случившееся.
— Вы полагаете, что лучше было породить в стране преждевременную панику? Вряд ли это было разумно. Ведь не существовало никаких конкретных предпосылок: мир неоднократно уже переживал подобные кризисы.
Калвер не мог не согласиться с этим. И с горечью мысленно продолжил: действительно, мировое сообщество слишком часто раздувало ложную тревогу. Кэт непрерывно покачивала головой, то ли в знак согласия, то ли от отчаяния.
— Давайте договоримся о главном, — продолжил Дили, — мы должны выжить. Каждый из нас прошел через страшные испытания. Будем надеяться, что худшее позади, и думать о будущем.
Он поворачивал лицо то в одну, то в другую сторону, словно пытаясь разглядеть каждого из присутствующих сквозь белую повязку, зарывающую глаза.
— Я думаю, — осторожно сказал Дили, — что воспоминания в наших нынешних обстоятельствах могут лишь усугубить и без того тягостную атмосферу. Мы должны попытаться помочь друг другу.
Люди молчали, но на сей раз одобрительно.
— Теперь с небольшим сообщением выступит офицер по гражданской обороне. Он расскажет, что нас ожидает в течение нескольких последующих недель.
Дили устало опустился на стул, его наполовину закрытое белой маской лицо казалось непроницаемым. Но Калвер видел по характерному судорожному движению языка, непрерывно облизывающему влажные губы, что Дили на пределе.
Старший офицер по гражданской обороне Алистер Брайс встал, считая, что это придаст больший вес его словам. Он оказался человеком небольшого роста, круглолицым, с обвислыми щеками и набухшими мешками под глазами. Лицо его было неподвижным, зато глаза, неожиданно живые и беспокойные, бегали.
— Сначала несколько слов о том, что может с нами случиться. Вероятно, то, что я собираюсь вам сказать, многих напугает, но сейчас не время приукрашивать действительность. Если мы хотим выжить, то должны знать, что нас ожидает, доверять друг другу и действовать сообща. — Он еще раз обежал глазами комнату, не задерживаясь взглядом ни на одном лице, вместе с тем как бы обращаясь к каждому, и сказал: — Заверяю вас, у нас достаточно много шансов выжить. Пожалуй, самый главный наш враг — собственный страх.
Он глубоко вдохнул в себя воздух, будто собирался нырнуть, и продолжил:
— От взрыва пяти бомб должно погибнуть от шестнадцати до тридцати процентов населения Лондона. Официальная статистика, если, конечно, мы ее получим, наверняка будет занижена. Но я утверждаю, что в случившейся катастрофе погибло не менее тридцати процентов.
Он немного подождал, ожидая какой-то реакции от слушателей, но все молчали, потрясенные.
— Процентов тридцать — тридцать шесть получат ранения или окажутся погребенными под обломками зданий. Перечислять различные виды ранений бессмысленно, их будет бесчисленное множество. Многие пострадают от ожогов. Многие окажутся в состоянии шока. Многие потеряют зрение при вспышке. Все это будут поражения разной степени, и последствия окажутся неодинаковыми. От взрыва пострадает примерно семьдесят пять процентов территории большого Лондона. Большинство высотных зданий и многие мосты будут разрушены, большая часть дорог блокирована перевернутым транспортом, обломками, поваленными телеграфными и фонарными столбами. Около тридцати процентов домов в городе и на окраинах превратятся в руины и более сорока процентов будут повреждены настолько, что окажутся непригодными для жилья. Кроме того, я полагаю, не стоит даже говорить о том, что в городе будут разбиты все стекла.
В лице Брайса не осталось ни кровинки, а он все продолжал сухое перечисление фактов и цифр, словно этой статистикой пытался обмануть самого себя. Это напоминало школьный урок или лекцию и уводило от реальных событий. Но, разумеется, это было попыткой самообмана.
— И, несомненно, значительные повреждения причинят пожары. Их будет такое множество, что наши пожарные окажутся бессильными перед разрушительной стихией огня. Я полагаю, что пожары и сейчас еще полыхают по всему городу.
Люди не могли больше скрывать свое отчаяние. Раздались с трудом сдерживаемые рыдания, стоны, всхлипы. Слезы текли по лицам мужчин и женщин. Некоторые замерли, устремив взгляды сквозь стены убежища в страдающий, искореженный, изуродованный город.
Кэт уронила голову на стол и застонала. Калвер притянул ее к себе, преодолевая слабое сопротивление. Он знал, что она так же, как и он и Дили, прошла сегодня через такие ужасы, которые, возможно, и не снились людям, сидящим в этой комнате. Она видела страшные разрушения, о которых сухо говорил сейчас Брайс, пожары, пробки на улицах, искореженные машины, изуродованные трупы. Она была песчинкой в обезумевшей толпе, пытавшейся спастись в метро. Ее чуть было не съели заживо эти монстры в туннелях. Он подумал, что для хрупкой девушки это слишком непосильные нервные перегрузки. И она уже не в состоянии вынести еще что-то, даже если это всего лишь слова. Он чувствовал, что Кэт вот-вот сорвется и окончательно потеряет контроль над собой.
Брайс поднял обе руки, пытаясь успокоить своих слушателей, и, когда шум слегка утих, как бы нехотя, через силу заговорил снова:
— Существуют и другие последствия атомной бомбардировки. Я понимаю, что это трудно себе представить. Об этом тяжело говорить. Но повторяю еще раз: мы должны смотреть в лицо реальности, быть готовым к новым испытаниям. Если мы будем знать самые худшие последствия ядерной войны, для нас не будет ничего неожиданного и ничто не сможет деморализовать нас. Я очень надеюсь на это, — как можно более убедительно сказал он и продолжил по-прежнему сухо и монотонно: — Большая опасность для всех переживших взрыв — радиоактивные осадки. У большинства населения было не более получаса на поиски хоть какого-нибудь укрытия от радиоактивной пыли, опустившейся на землю. Те, кто не успел укрыться в течение шести часов после взрыва, получили смертельную дозу радиации и умрут через несколько дней или недель, в зависимости от индивидуальных особенностей организма и полученной дозы.
