Энн Райс - Скрипка
– Ты хочешь быть в моей постели?
– Да! – заявил он и наклонился ко мне, опираясь на правую руку. – Но нет, не думай об этом. Никакой я не демон! Ты не родишь монстра от меня. Мне нужно нечто гораздо более важное в твоей жизни, чем та штучка, что у тебя между ног. Мне нужна ты!
Я онемела. Ярость все еще не прошла, но я лишилась дара речи.
Он отпрянул, глядя куда-то перед собой, а затем поудобнее расположился на краю высокой кровати. Его ноги касались пола. У меня так никогда не получалось: росту не хватало.
Грязные темные волосы призрака рассыпались по плечам, несколько прядей упали на белое лицо, и, когда он снова взглянул на меня, в его глазах читалось любопытство.
– А я-то думал, это будет гораздо легче, – сказал он.
– Что именно?
– Свести тебя с ума. – Он улыбнулся – жестоко, но как-то неубедительно. – Я уже считал тебя сумасшедшей. Мне казалось, вопрос решится в течение нескольких дней.
– Какого дьявола тебе понадобилось сводить меня с ума? – спросила я.
– Мне нравятся подобные деяния. – Он вдруг погрустнел и снова нахмурился. – Я думал, что ты безумна. Ты почти… лишилась разума. Так, кажется, говорят люди?
– И тем не менее, как это ни больно, я в своем уме, – откликнулась я. – Вот в чем проблема.
Теперь я оказалась полностью во власти призрака и никак не могла оторвать от него взгляд – от его старого пальто, на котором мокрая пыль превратилась в ошметки грязи на плечах, от его огромных задумчивых глаз, глядящих то строго, то мягко, от его губ, которые он то и дело смачивал языком, словно был живым человеком.
Тут внезапно меня осенило, словно молния ударила.
– Сон! Тот сон, что мне снился о…
– Не говори об этом! – велел он и наклонился ко мне так близко, что его мокрые волосы упали на одеяло рядом с моими руками.
Я отпрянула, уперлась в спинку кровати, а затем правой рукой ударила его наотмашь. И еще раз. А потом вырвала из-под него одеяло.
Только тогда он пришел в себя.
Он приподнялся и неловко отодвинулся, глядя на меня с жалостливым изумлением.
Я протянула к нему руки. Он не шелохнулся. И тогда я сжала кулак и с силой ткнула его в грудь. Он отлетел на несколько шагов, ничуть, однако, не пострадав от моего удара, совсем как обыкновенный мужчина.
– Это ты навеял мне тот сон! – воскликнула я. – И тот дворец, что я видела, и тот человек…
– Я тебя предупредил: перестань… – Он выругался и погрозил пальцем, возвышаясь надо мной, словно огромная птица. – Молчи об этом – иначе я посею такое опустошение в твоем маленьком физическом мирке, что ты проклянешь тот день, когда появилась на свет. – Голос его зазвучал тише и словно утратил все эмоции. – Тебе кажется, что ты познала боль, а ты так гордишься своей болью…
Он отвел от меня взгляд и, крепко обхватив скрипку руками, прижал ее к груди. Видно было, что он пожалел о сказанном. Его глаза скользили по комнате, словно он на самом деле мог что-то видеть.
– Я действительно вижу! – сердито буркнул он.
– Я имела в виду, что ты видишь как смертный человек, только и всего.
– То же самое имел в виду и я.
Дождь за окном ослабел, стал тихим и легким, а все струйки сделались полноводнее. Казалось, мы с ним находимся в мокром мире, мокром, но теплом и безопасном, – только он и я.
Я сознавала, причем так же ясно, как и его присутствие рядом, что редко в своей жизни бывала такой живой, что сам вид его, само его пребывание здесь вернуло мне жизненный огонь, который не горел во мне вот уже многие десятилетия. Давным-давно, еще до всех постигших меня горестей, когда я была молодой и влюбленной, я, возможно, и была настолько живой, так же как и тогда, когда оплакивала свои неудачи и потери в те ранние энергичные годы, когда все вокруг казалось таким ярким, обжигающе горячим. Возможно…
В самом безумном горе не ощущается жизнь. Это чувство, что ты живешь, скорее сродни радости, танцу, гипнотическому воздействию музыки.
Вот он стоит передо мной, такой потерянный, потом вдруг поднимает глаза, словно собираясь что-то спросить, и тут же отводит взгляд, хмуря темные брови.
– Скажи, чего ты хочешь, – попросила я. – Ты говорил, что намерен свести меня с ума? Зачем? По какой причине?
– Видишь ли, – мгновенно откликнулся он, хотя слова лились медленно, – я в полной растерянности. – Он говорил искренне, приподняв брови, с холодной уравновешенностью. – Я и сам не знаю, чего хочу теперь! Наверное, довести тебя до безумия. – Он пожал плечами. – Теперь, когда я узнал, что ты собой представляешь, понял, какая ты сильная, я не знаю, какими словами выразить это. Возможно, есть лучший выход, чем просто довести тебя до безумия, если предположить, разумеется, что мне бы это удалось. И я вижу, что ты чувствуешь свое превосходство. Ведь тебе пришлось столько часов провести у кровати умирающих. А еще ты наблюдала, как твой потерянный молодой муж Лев и его друзья балуются наркотиками, в то время как ты просто потягиваешь винцо. Но ты боялась последовать их примеру, опасаясь видений! Видений вроде меня! Ты меня поражаешь.
– Какие еще видения? – прошептала я.
Я обхватила левой рукой столбик кровати. Я вся дрожала. Сердце готово было выскочить из груди. Все эти симптомы страха напомнили, что мне сейчас есть чего бояться, хотя, с другой стороны, что, ради всего святого, могло быть хуже того, что уже случилось? Бояться сверхъестественного? Бояться мерцания свечей и улыбок святых? Нет, думаю, что нет.
Смерть несет с собой много страхов. Призраки… Что такое призраки?
– Как ты обманул смерть? – спросила я.
– Ты дерзкая, жестокая женщина, – прошептал он порывисто, – а выглядишь как ангел. Эта твоя темная шевелюра, это твое милое личико с огромными глазами, – продолжал шептать он очень искренне и уязвленно, склонив голову набок. – Я и не думал прибегать к обману. – Он в отчаянии взглянул на меня. – Ты сама хотела, чтобы я пришел, ты хотела…
– Ты так подумал? Когда поймал меня на мысли о мертвых? И к какому решению пришел? Утешить меня? Усилить мою боль? Так что же?
Он покачал головой, отошел на несколько шагов назад и выглянул в окошко, подставив лицо свету. Он казался таким нежным… Но уже через секунду вновь набросился на меня в злобной вспышке:
– Все еще очень хорошенькая. Даже несмотря на возраст и полноту. Тебе ведь известно, что сестры ненавидят тебя за хорошенькое личико? Катринка – эта красотка с роскошным телом и умным мужем, до которого у нее была такая вереница любовников, что она даже со счета сбилась, – считает, что ты обладаешь такой красотой, которую ей никогда не обрести, не получить, не нарисовать. И Фей, любившая тебя, – да, Фей любила всех – тоже не смогла простить тебе красоту.
