Стивен Кинг - Девочка, которая любила Тома Гордона
Из всей семьи в те предрассветные часы беспокойно спал только Пит Макфарленд. В номере, примыкающем к родительскому, он стонал и ворочался с боку на бок, сбивая простыню. В его снах он и мать спорили, шагая по тропе, в какой-то момент он оборачивался (то ли потому, что не мог больше выносить мать, то ли, чтобы она не увидела выступившие на его глазах слезы), а Триши позади не было. На этом сон и останавливался. Застревал в его голове, словно кость в горле. Вот он ворочался в кровати, стараясь вырваться из застывшего сна. А огромная луна пялилась на него через окно, и в ее свете блестел пот, выступивший на его лбу и висках.
Он поворачивался, а ее позади не было. Поворачивался, а ее не было. Поворачивался, а ее не было. Он видел лишь пустую тропу.
– Нет, – бормотал во сне Пит, мотая головой из стороны в сторону, не оставляя попыток вырваться из сна, в котором остановилось время. Ничего не получалось. Он поворачивался, а ее позади не было. Он видел только уходящую вдаль пустую тропу.
Словно у него никогда не было сестры.
Пятый иннинг
Наутро, когда Триша проснулась, шея у нее болела так сильно, что она не могла повернуть голову. Но девочку это особо не волновало. Главное для нее заключалось в том, что солнце встало, залив полянку-полумесяц ярким светом. В сравнении с этим событием все остальное не имело ни малейшего значения. Трише казалось, что она родилась заново. Она помнила, что просыпалась ночью из-за того, что все тело зудело от комариных укусов и очень хотелось пи́сать. Она помнила, что подходила к ручью и под лунным светом мазала лицо и руки илом. Она помнила, как засыпала, а Том Гордон охранял ее покой и делился секретами своего мастерства. Она также помнила, как едва не умерла от страха, решив, что в лесу затаился какой-то страшный зверь. Но, разумеется, никто не наблюдал за ней из лесной чащи. А испугалась она только потому, что заблудилась и впервые в жизни осталась наедине с ночью.
Какая-то часть ее сознания попыталась протестовать, но Триша этого не допустила. Ночь закончилась. Оглядываться назад не хотелось, как не хотелось вновь спуститься по каменистому склону и врезаться в дерево с осиным гнездом. Наступил день, поисковые группы уже в пути, и скоро ее найдут и спасут. Она это знала. Она заслужила свое спасение, проведя ночь в лесу одна-одинешенька.
Триша выползла из-под упавшего дерева, толкая перед собой рюкзак, встала, надела бейсболку, подошла к ручью. Смыла с лица и рук ил, посмотрела на тучу мошкары, уже собравшуюся у ее головы, с неохотой вновь намазалась илом. Вспомнила, как она и Пепси маленькими девочками играли в салон красоты. И так распатронили косметику миссис Робишо, что мать Пепси чуть ли не пинками выгнала их из дома, даже не дав умыться. Вот они и выскочили на улицу, в пудре, румянах, зеленых тенях для глаз, помаде «Пэшн плам». Выглядели они как самые юные уличные проститутки. Они пошли к Трише. Когда Куилла увидела их, у нее просто отпала челюсть, а потом она так смеялась, слезы градом катились по щекам. Но она не оставила девочек в беде, отвела в ванную, поставила перед ними банку кольдкрема и показала, как снимать косметику.
– Сверху вниз и очень осторожно, девочки, – пробормотала Триша слова матери.
Вымазав лицо илом, она помыла руки, съела остаток сандвича с тунцом, половину палочек сельдерея. Потом с легким чувством тревоги взглянула на пакет для ленча. Яйцо она съела, сандвич с тунцом съела, чипсы съела, «Туинкиз» съела. Запасы сократились до половины (даже меньше) бутылки «Сэдж», полбутылки воды и нескольких палочек сельдерея.
– Не важно, – сказала себе Триша, укладывая пустой пакет и палочки сельдерея в рюкзак. Туда же отправилось и грязное, порванное пончо. – Не важно, потому что сегодня лес прочешут поисковые группы. Одна из них обязательно меня найдет. Так что уже в полдень я буду есть ленч в какой-нибудь закусочной. Гамбургер, жареный картофель, шоколадное молоко, яблочный пирог. – Ей тут же ответило урчание в животе.
Собрав вещи, Триша намазала илом руки. Яркое солнце предвещало жаркий день. Триша потянулась, разминая косточки. Покачала головой, изгоняя из шеи последние остатки боли. Постояла, прислушиваясь, в надежде уловить человеческие голоса, собачий лай, стрекотание вертолета. Услышала лишь дятла.
Пустяки, времени еще предостаточно. Это же июнь. Сейчас самые длинные дни в году. Иди вдоль ручья. Даже если поисковые группы сразу не найдут тебя, ручей все равно выведет к людям.
Но время шло, близился полдень, а ручей все вел и вел ее по лесу. Температура воздуха все поднималась. Струйки пота текли по грязевой маске. Большие темные пятна появились на свитере с надписью «36 ГОРДОН». Сначала под мышками, потом на спине, между лопатками. Волосы (грязь перекрасила ее из блондинки в брюнетку) висели патлами. Надежда на скорое спасение все таяла и таяла, убывали и силы. К десяти часам она уже устала. А где-то в одиннадцать произошло событие, окончательно испортившее ей настроение.
Триша поднялась на вершину холма, по пологому склону, усыпанному иголками и листвой, и остановилась, чтобы немного передохнуть, когда сигнальная система, та самая, что не давала о себе знать в городе, внезапно забила тревогу. За ней кто-то наблюдал. И не имело смысла убеждать себя в обратном: эта система сбоя дать не могла.
Триша медленно повернулась на триста шестьдесят градусов. Ничего не увидела, но лес вроде бы снова притих: бурундуки не шуршали в прошлогодней листве и под кустами, белки не скакали по веткам на другой стороне ручья, замолчали сойки. Дятел продолжал долбить, где-то вдалеке каркали вороны, но вокруг нее вся живность куда-то попряталась, остались одни комары.
– Кто здесь? – спросила Триша.
Ответа, естественно, не последовало, и Триша начала спускаться с холма, держась за кусты: ноги скользили по влажной глине. У меня разыгралось воображение, подумала девочка… да только она знала, что это не так.
Ручей становился все уже, и вот это она уже никак не могла списать на воображение. Спустившись вниз, Триша попала в густые заросли кустов, которые угрожающе ощетинились шипами. Ширина ручья уже не превышала восемнадцати дюймов.
А потом он и вовсе исчез в зарослях. Триша продиралась сквозь них, не решаясь обойти вокруг из боязни потерять ручей. Однако что-то подсказывало ей: потеря будет невелика и ничего не изменит – ручей определенно никуда ее не выведет. Но Триша просто гнала от себя такие рассуждения. Дело в том, что с ручьем у нее установилась эмоциональная связь (связанные одной цепью, как сказали бы взрослые), и Триша не могла допустить ее разрыва. В этом случае она превращалась бы в ребенка, бесцельно блуждающего по дремучему лесу. А от одной этой мысли у нее перехватывало дыхание и учащенно билось сердце.
