Ожившие кошмары (сборник) (СИ) - Рязанцев Павел
Свихнувшийся мужичок ходил по деревням, да рассказывал про яму, лестницу, избу, сокровища. Про то, что страшилище крадёт людские души, оставляя человека ни с чем, то есть с пустотой. В доказательство показывал всем шрам на животе от пупка до впадинки на груди и говорил, что теперь уже точно после смерти угодит прямиком в Ад, потому что выбора-то у него больше нет.
Никто свихнувшемуся не верил, а чтобы не мозолил глаза, выпороли как-то с утра и отправили босым обратно в лес. Там он и остался, отстроил деревяный домик около ямы, оградил забором и сторожил, чтобы никто посторонний не сунулся.
Постепенно цивилизация добралась до леса. Проще говоря, его вырубили, застроили, протянули дороги. А тот домик так и стоял. Кто-то видел мужичка время от времени. Он появлялся на местном базаре и, бродя от прилавка к прилавку, предлагал странные штуковины на продажу. Говорил, что страшилище теперь ему не страшно, потому что бездушных оно не трогает и не чует.
Многие его сторонились, но были и те, кто покупал всякое-разное. Слух о мужичке (которые к тому времени стал уже старичком) расползся по ближайшим городам и деревням. К домику приходили люди разного уклада, просили продать то-то и то-то. Старичок почти никому не отказывал, но всегда предупреждал: любая вещь из той ямы сама по себе бесполезна, если человек не знает, как её применить. Ну и не все люди знали. Кто-то разочаровывался и пускал слух, что старичок этот мошенник, но многие предпочитали помалкивать, потому что вещи действительно обладали непонятной силой. Нужно было только уметь ею пользоваться.
Потом старичок незаметно умер, а место его занял сын, а за сыном — его сын. И так далее на несколько поколений. Иногда к домику подъезжали сильные мира сего, требовали отдать им волшебные штуковины за так, угрожали выпороть, сослать на каторгу, заковать в кандалы, раскулачить, конфисковать, расстрелять, выбросить вон из страны, упечь в психушку, сжечь домик и окрестности, закопать живьем, натравить братков, засудить, снести. Но никто, конечно, с домом и его хозяевами не справился. Та самая сила, которая наделяла обыкновенные вещи чем-то необыкновенным, с таким же успехом огораживала обитель от внешних сил.
В этом беге поколений оказался втиснут и Леша Свиридов, который, со слов родителей, должен был стать наследником и тоже жить в доме, тоже таскать штуковины, продавать их и так далее из года в год, из десятилетия в десятилетие.
Спустившийся в подвал неизменно терял душу, но приобретал свойство видеть души других умерших людей. Родители считали, что это дар. Им нравилось быть сторожами, нравилось спускаться в подвал и таскать у страшилища разные волшебные предметы. Видимо, чего-то не хватало в жизни родителям, они компенсировали неудачи в карьере, любви, мотивации таким вот способом.
Но проблема была в том, что Свиридов не захотел продолжать. Чем старше становился, чем хуже казалась перспектива застрять в деревне навсегда. Валерка больше подходил на роль сторожа, но его никто туда, разумеется, не подпускал. Даже не рассказывали, чтобы не искушать. Это позже, когда Валерке исполнилось пятнадцать, кто-то в школе стал дразнить его сыном колдунов, и он попытался разузнать правду, но всё равно натаскал отовсюду только слухов и догадок. Сколько же сил стоило Свиридову, чтобы сдержаться и не выдать тайну. А уж родители были как два молчаливых камня, ни на один Валеркин вопрос прямо не ответили.
Валерка узнал всё после смерти родителей. Свиридов рассказал в ночь после похорон. И еще рассказал о том, что вообще придумал делать с родительским домом, ямой и волшебными штуковинами. Решение было простое, как любое, в общем-то, решение, которое продумывается годами. Свиридов собирался заколотить у дома окна и двери, закрыть подвал и никого никогда не пускать внутрь. А поскольку сам Свиридов уезжал из деревни, то следить за домом было велено Валерке. Бедному простоватому Валерке, который в жизни не видел ни магических штук, ни страшилище, ни тем более яму.
Но и тут Свиридов продумал, а, вернее, схитрил. В ту же ночь после похорон он повел Валерку в родительский дом. Подсвечивал фонариком дорогу. Распахнул дверь подвала и сказал:
— Пойдём, покажу, чтобы ты точно знал, что всё это правда.
Серые щербатые ступеньки убегали в черноту. Через два-три метра внизу даже свет фонарика бы не помог бороться с мраком. Валерка, пьяный и взволнованный, переминался с ноги на ногу.
— Что там? — спросил он.
— Дом страшилища. Это такая тварь с копытами и рогами. Прячет в ящиках разные магические штуки.
— Это про них рассказывали мама и папа?
— Ага. Но забыли рассказать кое-что ещё. В обмен на спуск ты отдаешь душу. — Свиридов замолчал, давая Валерке привыкнуть, осознать. Конечно, он преувеличил. Душу тварь забирала сама, если ловила человека. Но ведь можно было и не попадаться… Продолжил. — Всё время будешь жить с ощущением пустоты. Как будто чего-то не хватает. Яма в сознании. А после смерти попадешь в Ад. Иного пути не будет. Хочешь стать сторожем, как я? По-настоящему, без прикрас.
— Я пожалуй… Оно точно мне надо? А если я и так верю?
Валерка морально сломался, закурил и заторопился прочь. Уже на следующее утро помог брату заколотить двери и окна, повесить новый замок на забор. Свиридов взял с Валерки обязательство раз в неделю приходить сюда и проверять, чтоб не сунулся никто, а сам через два дня собрал вещи и уехал в город.
С тех пор появлялся нечасто, больше созванивался, да кидал Валерке денег, в помощь.
Только пустота в душе напоминала время от времени, что нужно приехать к родному дому, вспомнить прошлое, навестить могилы. Да и только.
Пока Валерки не было, Свиридов закатал рукава, осмотрел кухню: стаканы пустые на столе, старая, поблескивающая от жира скатерть, плакатик с красивой девушкой на стене, занавески, ещё родительские, диван, желтоватая штукатурка на потолке. Одинокий Валерка поддерживал порядок, как мог, но выходило не очень. Чувствовалось, что дом не ухожен.
Взял плед. Ткань на ощупь оказалась жесткой, грубой и холодной. Потусторонняя штуковина. Свиридов развернул её и небрежно набросил на Машину душу. Душа зашипела неразборчиво, скрючилась под пледом.
— Танцуй баба, танцуй дед, танцуй серенький медведь, — пробормотал Свиридов, вспомнив старый детский рассказ. — Ну что, теперь самое грязное, да?
Работая в морге, он каждую ночь проделывал одну и ту же процедуру: помогал неприкаянным душам отправляться в потустороннее. Вычислял бедолаг, пуповина которых не сгнивала. Орудовал быстро, профессионально. Капли чужих жизней падали на губы и лицо. Иногда он слизывал их, не чувствуя вкуса. Говорят, парикмахеры за свою жизнь вдыхают несколько килограммов мелких волос. Свиридов же, наверное, проглотил сотни минут жизней мертвецов.
Нож лег в руку неудобно, придется повозиться. Скальпелем в больнице Свиридов орудовал куда искуснее.
Он склонился между укрытой пледом душой и Машей. Склизкая полупрозрачная пуповина уходила Маше между ног. Она подрагивала. Свиридов взялся одной рукой, крепко сжал и стал полосовать ножом, разрезая.
Тут уже Маша взвыла мертвецким воем. Колени ее резко стукнулись друг о дружку, зажимая пуповину. Холодные ладони принялись хлестать Свиридова по голове, по обнаженной шее. Но Свиридов не отвлекался, а продолжал полосовать, впиваясь лезвием глубже, еще глубже.
Душа тоже заволновалась под пледом, принялась поскуливать, как голодный щенок.
Раз. Раз. Раз. Пуповина лопнула, из обрубка хлынула чёрная вонючая жидкость, мертвячая кровь. Маша тут же перестала кричать и обмякла на диване, руки вниз, голова на бок, рот приоткрыт, глаза закатились до синеватых белков.
Свиридов направил подрагивающий обрубок пуповины на плед и оросил его мертвячей кровью. Плед намок быстро и ещё ярче очертил силуэт скукожившейся души. Кровь впитывалась, душа постанывала. В доме противно запахло гнилой плотью.
