Клайв Баркер - Галили
— А ты думала, я скажу «нет»?
— Я думала, ты начнешь упираться.
— Нет, — покачал он головой. — Мне пора смириться. Хотя бы попытаться это сделать. Никто из нас не собирается жить на этой земле вечно. Даже Цезария.
— Она говорила Кадму, что чувствует себя очень старой и уставшей.
— Думаю, какая-то часть ее всегда была старой и уставшей. Но другая каждый день заново рождалась.
Это явно привело Рэйчел в замешательство, поэтому Галили добавил:
— Лучше объяснить я, к сожалению, не могу. Для меня она остается такой же загадкой, как и для всех остальных, не исключая ее саму. В ней масса противоречий.
— Когда мы были в море, ты мне сказал, что у нее никогда не было родителей. Это правда?
— Насколько мне известно, да. Так же, как у моего отца.
— Но тогда каким образом они появились на свет?
— Из земли. Из звезд, — он пожал плечами, по выражению его лица было понятно, что на этот вопрос нет ответа, поэтому не стоит о нем даже размышлять.
— Но она очень стара, — не унималась Рэйчел — Ты знаешь, сколько ей лет?
— Ей поклонялись еще до рождения Христа и даже до того, как был основан Рим.
— Выходит, она своего рода богиня?
— Сейчас это уже не имеет никакого значения. В наши дни богинь производит на свет Голливуд. Это куда проще.
— Но ты сказал, что ее почитали.
— Наверное, где-то ее почитают до сих пор. Я знаю, у нее было много храмов в Африке. Правда, миссионеры частично уничтожили ее культ, но такие вещи никогда не исчезают бесследно. Однажды я видел ее статую на Мадагаскаре. Довольно странно, когда люди преклоняют голову перед каменным изваянием твоей матери. Меня так и подмывало сказать им: «Не расточайте попусту свои молитвы. Я точно знаю, она их не слышит. Потому что вообще никогда никого не слушала, кроме отца. И даже ему подложила такую свинью, что он предпочел умереть, лишь бы не жить вместе с ней». Или, по крайней мере, создать видимость смерти. Мне иногда кажется, что он инсценировал свою смерть. Для того, чтобы сбежать от нее.
— И где же он теперь?
— Должно быть, там, откуда он пришел. В земле. В звездах, — Галили глубоко вздохнул. — Знаю, тебе это трудно понять. Мне хотелось бы рассказать проще, но я не могу. Потому что сам не слишком большой знаток происхождения своей семьи. Мы принимаем его на веру, как вы принимаете на веру свое человеческое происхождение. И чем больше мы живем, тем меньше у нас с вами становится различий. Так же, как вы, мы едим, спим, мучаемся от тошноты, когда слишком много выпьем. По крайней мере, я.
— Но вам дано больше, чем нам, — сказала Рэйчел.
— Не намного, — он поднял руку, и, словно преданная собака, ее облизал язык пламени, — конечно, мы гораздо сильнее, когда мы вместе — ты и я. Но думаю, так происходит со всеми, кто по-настоящему любит.
Рэйчел не ответила и молча смотрела на лицо Галили сквозь завесу огня.
— Ну что еще тебе рассказать? — продолжал он. — Да... моя мать умеет вызывать бури. Это она подняла шторм, который пригнал меня к острову. Она также может посылать свой образ, куда захочет. Даже на Луну, если у нее будет настроение. Она вполне могла бы жить, как люди, — при этом он щелкнул пальцами, — и думаю, скорей всего, так и делала, несмотря на то что это не соответствовало ее природе. В свое время она была весьма опасной, можно сказать, роковой женщиной. Убить для нее было раз плюнуть.
— А для тебя нет?
— Для меня нет. Я это делал, если обстоятельства меня принуждали или этого требовало соглашение. Но никогда не находил в этом удовольствия. Так же, как мой отец. Ему нравился секс. Он был им одержим. Даже не любовью, а сексом. Он страсть как любил трахаться. В свое время я видел некоторые из его храмов, и, должен тебе заметить, это зрелище стоило того, чтобы на него посмотреть. Статуи отца во всей его мужской славе. А иногда люди ограничивались изваянием его члена.
— Значит, это ты унаследовал от него? — спросила Рэйчел.
— Что, член?
— Нет. Любовь к сексу.
— Я не слишком большой охотник до любовных связей, — покачал он головой. — По крайней мере, по сравнению с ним. Я могу месяцами находиться в море и ни разу не вспомнить о сексе, — он улыбнулся. — Правда, когда со мной кто-нибудь рядом, это уже совсем другая история.
— Нет, — на этот раз как-то по-особенному улыбнулась Рэйчел, — это все та же история.
Он нахмурился, очевидно, не поняв, к чему она клонит.
— Ты всегда рассказываешь одну и ту же историю о какой-то вымышленной стране...
— Откуда ты знаешь?
— Потому, что слышала ее не только от тебя.
— А от кого еще? От Лоретты?
— Нет.
— Тогда от кого же?
— От одного твоего старого знакомца, — сказала Рэйчел. — Капитана Холта.
— О... — выдохнул Галили. — Откуда тебе известно о Чарльзе?
— Из дневника.
— Неужели он до сих пор сохранился? Прошло столько лет!
— Да. Его отобрал у меня Митчелл. Думаю, теперь он у его брата.
— Жаль.
— Почему?
— Боюсь, они отыщут ключ к тому, как попасть в «L'Enfant». Перед тем как однажды отправиться в этот дом вместе с Чарльзом, я подробно рассказал ему, как туда добраться, и он старательно все записал в дневнике.
— Зачем ты это сделал?
— Я был очень слаб и боялся потерять сознание, не дойдя до места. Рискни они пойти туда, не зная точного описания дороги, их бы постигла смерть.
— Значит, теперь Гаррисону известно, как проникнуть в дом твоей матери?
— Ну да, — кивнул он. — С этим ничего не поделаешь. Ты до конца прочла тетрадь?
— Не совсем.
— Но ты уже знаешь, как мы познакомились с Чарльзом? Как Наб привел его ко мне?
— Да. Знаю.
В памяти Рэйчел одна за другой стали всплывать обрывчатые картины жизни капитана Холта: битва при Бентонвиле, явившийся ему призрак ребенка, руины Чарльстона и тот ужас в доме и в саду на Трэдд-стрит. Она многое повидала глазами Холта.
— У него был дар к сочинительству.
— В юности он хотел стать поэтом, — сказал Галили. — В это трудно поверить, но говорил он точно так же, как писал. Его речь воистину ласкала слух.
— Ты любил его?
Казалось, этот вопрос поставил Галили в тупик.
— Думаю, что по-своему любил, — наконец ответил он. — Холт был аристократом. По крайней мере, прежде. А когда я его встретил, его снедала щемящая тоска. Он потерял все.
— Но нашел тебя.
— Не слишком удачная замена, — Галили усмехнулся практичности собственного высказывания. — Я не мог восполнить ему жену, детей и многих вещей, которые отняла у него война. Хотя... Возможно, тогда мне казалось, что я смогу ему их заменить. Это всегда было моей самой большой ошибкой. Я любил благодетельствовать. Хотел делать людей счастливыми. Но это всегда кончалось плохо.
