Андрей Дашков - Слуга оборотней
Ворос был намного выше и массивнее барона Гха-Гула. Трезубец в его руках являлся грозным оружием. Когда травник держал его перед собой, он оказывался вне досягаемости для меча. Олимус почувствовал себя совершенно беззащитным, как голый человек в медвежьей яме.
В этот момент он забыл о призраке, но призрак помнил о нем. Мерцающий силуэт Стервятника появился над левым плечом Вороса и завертелся вокруг него искрящимся вихрем. Через мгновение его размытая субстанция заполнила пространство вокруг Олимуса и оказалась у него внутри.
Он вдыхал и выдыхал Люгера вместе с воздухом; тот растворился в его крови и лимфе, пронизывал каждую частицу его тела, как эфирный ветер. Такими же зыбкими стали его мозги. У него не осталось ни одной связной мысли, только обрывки видений и чужой навязчивый шепот, минующий уши.
Искривленные зубья трезубца были уже совсем близко от его лица, когда Стервятнику удалось остановить время. Он выбрал момент, чтобы передать четырнадцатому барону клана запретное имя. Магическая вибрация пронзила Олимуса, и он впервые увидел свой будущий ад.
Голоса стонали во тьме в вечных муках… В красной дымящейся пелене обезглавленное женское тело в легком платье и с арбалетом в руках выглядело еще более нелепо, чем в полумраке мужского монастыря. Застывшая туша травника казалась окаменевшим охотником из кошмара.
Потом он увидел фигуры, выступавшие из пелены и взиравшие на него со злобой и отвращением, – тех же оборотней, которых он встретил за синей вуалью. Они окружили Олимуса и его обездвиженных врагов. Внезапно барон почувствовал, что его рука, державшая меч, пуста. Размытый призрак клинка блуждал в кольце рыцарей, как передаваемый по наследству драгоценный талисман.
Внезапно меч сгустился и вновь обрел материальность в руках одного из самых молодых оборотней. Тот тщательно выбирал место и направление удара. После чего вогнал меч под сердце Вороса.
Пребывающий в одном-единственном моменте остановившегося времени травник даже не шелохнулся. Извлеченный из его тела клинок оказался чистым, как будто пронзил воду. То же самое оборотень проделал с безголовой статуей девушки. Обыденно и спокойно, словно упражнялся с чучелом.
Затем меч вернулся в руку последнего живого барона. Оборотни тонули в красном тумане, возвращаясь к вечной пытке. Среди них была и высокая худая фигура Стервятника. Олимус узнал его по волосам, которые теребил нездешний ветер.
Багровый мир исчез так же внезапно, как и появился. В следующее мгновение предводитель стаи снова оказался в травохранилище. Он не успел моргнуть, как трезубец пригвоздил его к деревянной стене.
Сильный удар перекладиной по кадыку вызвал у него приступ удушливого кашля. Откашлявшись, он обнаружил, что его шея охвачена двумя зубьями, вонзившимися в стену, и только это не дало ему упасть.
Над древком трезубца, казавшегося Олимусу древесным стволом, маячило улыбающееся лицо Вороса – не живого, но и невредимого. Магия клана Гха-Гулов оказалась бессильной и бесполезной. Дыра под сердцем не сделала травника более мертвым, чем он был до того.
То же самое можно было сказать о теле Регины. Оно передвигалось изящными шажками и остановилось бок о бок с Воросом. Арбалет все еще был направлен на Олимуса. Голова, лежавшая в отдалении, залилась нежным девичьим смехом.
– Почему ты хочешь убежать? – спросил знакомый голос. – Тебе придется любить меня, дорогой… Разве я тебе не нравлюсь? Ведь это ты сделал меня такой…
Лоб барона Гха-Гула покрылся испариной. Он понял одну вещь, которую мог бы понять и раньше: нельзя убить то, что уже мертво. С другой стороны, у него появилась надежда. Травник не прикончил его сразу. Происходящее в Месте Пересечения должно было иметь тайный смысл. Очередное испытание? Мистическая игра? Искусство преодолевать искушения?..
Олимус был человеком действия, а не размышления. Он не искал ответы внутри себя. Поэтому он терпеливо ждал, чего захотят от него воплощения тех, кого он убил.
– Убери меч, – приказал Ворос, и Олимус послушно спрятал в ножны бесполезное оружие. – Теперь иди за ней.
Женская фигура проплыла мимо него и исчезла за дверью. Травник вытащил из стены трезубец, и барон перестал чувствовать себя мухой, наколотой на булавку. Он вышел на монастырский двор и увидел светлое платье, уже мелькавшее между деревьями застывшего сада. Пришлось идти быстро, чтобы не потерять его из виду. Оглянувшись, Олимус увидел, что травник шагает за ним и бережно несет в руках голову Регины.
Они подошли к восточной стене. В том мире, который Олимус помнил и который считал реальным, эта стена была частью хребта, надстроенной до необходимой высоты. За нею начинался крутой подъем к заснеженным вершинам. Теперь в той стороне не было гор, а только пустое темное пространство, необъяснимым образом притягивавшее барона Гха-Гула.
В стене, которой полагалось быть глухой, имелись ворота, затянутые жидким зеркалом. Олимус посчитал его жидким из-за пробегавшей по зеркалу ряби, искажавшей отражения. Он увидел в зеркале себя, безголовую женскую фигуру и приближавшегося травника.
Возле зеркала Регина обернулась и положила руки ему на плечи. Арбалет куда-то исчез. Нежные пальцы коснулись его кожи… Он долго не мог оторвать взгляда от черно-фиолетового среза шеи и изуродованных внутренностей. Ничего более безумного, чем ласки безголовой женщины, он не мог себе представить. Тем не менее, ему пришлось испытать их.
Похоже, Ворос добровольно взял на себя роль слуги или безмолвной подставки для головы.
– Люби меня, – прошептала голова. – И я открою тебе дорогу в Кзарн.
Одного этого обещания было достаточно, чтобы Олимус изменил свое отношение к происходящему. Обычный человек вряд ли выдержал бы это. Но барон не был обычным человеком. Извращенное зло стало его стихией. Даже размытую грань между реальностью и галлюцинацией он переступил без труда.
Он хладнокровно обнял женское тело, потом протянул одну руку и коснулся поверхности зеркала. Ладонь ощутила холод и твердость стали.
Руки Регины уже раздевали его и потянули вниз. Голова, находясь в руках у монаха-травника, шептала какие-то сладострастные глупости. Олимус поразился самому себе, когда вдруг почувствовал возбуждение.
В этот момент он понял, что в нем есть нечто нечеловеческое. Но это «нечто» не было и звериным. Он был превращен в машину убийства и насилия, обросшую хищной плотью, и управляемую из недоступной области мозга…
Конечно, ему не хватало женских губ и волос. С закрытыми глазами он инстинктивно тянулся к ним, но потом вспоминал, что они находятся в десятке шагов от него. В остальном же тело Регины вполне соответствовало его воспоминаниям. Оно было таким же податливым и жадным до ласк.