Джозеф Ле Фаню - Кармилла
«Сэр, — произнес наш домашний доктор, — мой ученый коллега, видимо, полагает, что вам нужен не врач, а колдун».
«Прошу прощения, — недовольно парировал доктор из Граца, — я выскажу свою точку зрения в другой раз. Сожалею, господин генерал, но я со всем моим искусством не могу быть вам полезен. Позвольте же, прежде чем я удалюсь, дать некоторые рекомендации».
Погрузившись в раздумье, он сел к столу и что-то написал. Глубоко разочарованный, я откланялся.
Домашний доктор остановил меня, кивнул через плечо в сторону коллеги, склонившегося к столу, и выразительно покрутил пальцем у виска.
Консилиум не принес никаких результатов. Я рассеянно бродил по парку.
Минут через десять-пятнадцать меня нагнал доктор из Граца. Он извинился за назойливость: он-де не мог уехать, не обменявшись со мной парой слов. По его словам, ошибки быть не может: симптомы моей племянницы не объясняются ни одной из телесных болезней. Кончина ее близка. Ей осталось жить не более одного-двух дней. Если нам удастся предотвратить последний смертельный удар, то, при надлежащем уходе, здоровье ее может восстановиться. Однако не исключено, что болезнь зашла слишком далеко. Еще один приступ может погасить в несчастной последнюю искру жизни.
«Какова природа последнего приступа, о котором вы говорите?» — спросил я.
«Я изложил свою точку зрения в этой записке. — Он протянул мне пакет. — Вы должны немедленно послать за священником и прочитать записку только в его присутствии. Ни в коем случае не вскрывайте конверт до его прибытия; вы сочтете мои слова чепухой, а между тем от этого зависит жизнь вашей племянницы. Если же священника не окажется, тогда, конечно, можете вскрыть письмо сами».
На прощание доктор спросил, не желаю ли я побеседовать с человеком, обладающим весьма глубокими познаниями в затронутой нами области. После прочтения письма, сказал он, предмет этот не сможет не заинтересовать меня, и он охотно познакомит меня со своим другом.
Священник был в отъезде, и я вскрыл конверт сам. При других обстоятельствах письмо это разве что возбудило бы мое любопытство, и только. Вряд ли я принял бы его всерьез. Но человек, доведенный до последней черты, испробовавший все обычные средства, ради спасения жизни дорогого существа хватается за любую соломинку.
Едва ли вам доводилось читать сочинение более нелепое, чем письмо ученого доктора. За такие чудовищные мысли его следовало бы отправить в сумасшедший дом. Он утверждал, что больная страдает от ночных нападений вампира! Острая боль в груди происходила, по его словам, от длинных тонких клыков чудовища. При внимательном осмотре на груди у больной наверняка обнаружатся багрово-синие отметины, оставленные губами вампира; все симптомы, испытываемые больной, в точности согласуются с многочисленными описаниями подобных случаев.
Сам я никогда не верил в существование вампиров; по моему мнению, теория доктора лишь подтверждала тот общеизвестный факт, что ученость нередко сочетается с чудачеством. Однако я впал в такое отчаяние, что решил все же последовать указаниям доктора. Было невыносимо сидеть сложа руки и в бездействии ждать кончины моей бедной девочки.
Я спрятался в гардеробной, выходящей в спальню Берты, и дождался, пока малышка крепко уснет. В спальне горела свеча. Согласно указаниям доктора, я встал возле приоткрытых дверей, положив шпагу на стол под рукой. Чуть погодя я заметил, что в ногах кровати крадется едва различимая черная тень. Вдруг она взметнулась в воздух и, трепеща, прильнула к горлу бедной девочки.
На мгновение я оцепенел, потом, схватив шпагу, ринулся в комнату. Черная тварь отскочила к изножью постели, перевалилась через спинку и выпрямилась возле дверей, пожирая меня яростным взглядом. Я узнал Милларку. Недолго думая, я пронзил ее шпагой, но она отскочила на шаг, целая и невредимая. Я бросился за ней — мерзавки след простыл! Шпага вонзилась в дверь и разлетелась на куски.
До утра слуги и домочадцы в суматохе искали Миркаллу. Тщетно! Злодейка как сквозь землю провалилась. Однако жертва ее слабела на глазах и к рассвету скончалась.
* * *Старый генерал задыхался от волнения. Мы молчали. Отец принялся изучать надписи на надгробных камнях; переходя от могилы к могиле, он вошел в дверь бокового придела. Генерал утер слезы и тяжело вздохнул. Вдалеке послышались голоса Кармиллы и мадам Перродон. Я радостно бросилась к двери; голоса приближались.
Мне было не по себе в этом заколдованном месте. Древние стены часовни утопали в листве, гасящей солнечный свет, поглощающей звуки. Казалось, из-под увитых плющом надгробий, где сквозь трещины в плитах пробивается трава, вот-вот встанут тени знатных покойников, потревоженные нашим присутствием. Мрачная обстановка, фантастический рассказ старого лесника, странное повествование генерала, таинственным образом созвучное моим несчастьям, — все складывалось в единую, леденящую кровь картину. Мною овладел благоговейный ужас; дрожь пробежала по спине при мысли о том, что подруги войдут сюда и нарушат наше зловещее уединение.
Генерал, опустив глаза, прислонился к покосившемуся надгробию.
В узких сводчатых дверях, увенчанных, по готической моде, гротескной скульптурой уродливого демона, появилось знакомое прелестное лицо. В часовню вошла Кармилла.
Она ласково улыбалась. Я готова была кинуться ей навстречу, как вдруг генерал вскочил и с криком схватил оброненный дровосеком топор. При виде старика лицо Кармиллы исказила звериная злоба. Прелестная девушка обернулась мерзким чудовищем. Я не успела даже вскрикнуть; пригнувшись, она отскочила назад. Генерал обрушил ей на голову тяжелый топор. Она ловко увернулась и крепко схватила его за запястье своей крохотной ручкой. Он пытался высвободиться, но пальцы его разжались, и топор выпал из рук. Кармилла исчезла без следа.
Старик тяжело привалился к стене. Седые волосы встали дыбом, по лицу, как в предсмертной лихорадке, ручьями стекал пот.
Страшная сцена завершилась в одно мгновение. Первым, что вспомнилось мне впоследствии, было лицо мадам Перродон. Она стояла подле меня и ошарашено повторяла:
— Где же Кармилла? Где мадемуазель Кармилла? Я собралась с силами и ответила:
— Не знаю… не знаю… минуту назад она прошла здесь. — Я указала на дверь, в которую только что вошла мадам Перродон.
— Но я все время стояла тут, в дверях. Мадемуазель Кармилла не выходила обратно.
Она принялась звать Кармиллу, распахивать все двери, выглядывать в окна. Ответа не было.
— Так она называла себя Кармиллой? — взволнованно спросил генерал.
