Александр Дюма - День в Фонтене-о-Роз
Прозвучало мое имя, и я стал прислушиваться к тому, что тот говорил; он рассказывал, что произошло накануне, и потом прибавил:
„Вероятно, хозяин сходит с ума. Никакого огненно-черного кота не было в комнате, как не было и у меня в руках“.
Слова эти меня испугали. Одно из двух: или видение было реальным, или оно было обманчивым; если оно реально, то я нахожусь под давлением сверхъестественной силы; если его не было и я вижу то, чего не существует, как говорит мой слуга, то я схожу с ума.
Вы догадываетесь, мой милый доктор, с каким нетерпением, смешанным со страхом, ждал я шести часов. На другой день под предлогом уборки я удержал слугу; когда пробило шесть часов, он был в моем кабинете. При последнем ударе часов я услышал шорох и увидел моего кота. Он сел рядом со мной.
Сначала я сидел молча, рассчитывая, что слуга увидит кота и первый о нем заговорит. Но он ходил взад и вперед по комнате и, по-видимому, ничего не замечал.
Я воспользовался моментом, когда он, чтобы исполнить мое приказание, не мог обойти кота, не задев его.
«Поставьте звонок на мой стол, Джон», — сказал я.
Джон находился у изголовья моей кровати, а звонок был на камине. Чтобы пройти от изголовья моей кровати к камину, он должен был неизбежно наступить на животное.
Он пошел; но в тот момент, когда его нога оказалась над котом, тот прыгнул мне на колени.
Джон не видел его, или, по крайней мере, мне казалось, что он не видит.
Признаюсь, что холодный пот выступил у меня на лбу, и услышанные накануне слова: „Вероятно, хозяин сходит с ума!“ — пришли мне на память во всем их ужасном значении.
„Джон, — сказал я, — вы ничего не видите у меня на коленях?“
Джон посмотрел на меня. Потом с видом человека, принявшего решение, сказал:
„Да, сударь, — сказал он, — я вижу кота“.
Я вздохнул.
Потом я взял кота и сказал:
„В таком случае возьмите его и выбросьте, пожалуйста“.
Он протянул руки ко мне, и я подал ему животное; затем он по моему знаку вышел.
Я немного успокоился и в течение десяти минут с некоторым беспокойством оглядывался кругом; но, не замечая никакого живого существа, решил посмотреть, что Джон сделал с котом.
Я вышел из комнаты, чтобы спросить его об этом. Ступив на порог гостиной, я услышал хохот из туалетной комнаты моей жены. Я тихонько подошел на цыпочках и услышал голос Джона:
„Милая моя, — говорил он горничной, — хозяин не сходит с ума, нет, а уже сошел. Его сумасшествие, знаешь, состоит в том, что он видит огненно-черного кота. Сегодня вечером он спросил меня, вижу ли я этого кота у него на коленях?“
„А ты что ответил?“ — спросила горничная.
„Черт побери! Я ответил, что вижу его, — сказал Джон. — Бедняга, я не хотел ему противоречить, и вот угадай, что он сделал?“
„А как я могу угадать?“
„Так вот! Он взял воображаемого кота с колен, положил мне на руки и сказал: "Унеси, унеси!" Я храбро унес кота, и хозяин остался доволен“.
„Но раз ты унес кота, то, значит, он существовал?“
„Какой там кот! Кот существовал только в его воображении. Зачем бы я стал ему говорить правду? Он бы меня выгнал. Ну нет! Мне здесь хорошо, я остаюсь. Он мне платит двадцать пять фунтов в год, чтобы я видел кота, и я его вижу. Пусть даст тридцать — я увижу и двух!“
У меня не хватило мужества слушать дальше. Я вздохнул и вошел в мою комнату.
Она была пуста.
На другой день в шесть часов, по обыкновению, кот оказался около меня и исчез лишь на рассвете.
Что же вам сказать, мой друг, — обратился ко мне больной. — В течение месяца то же видение появлялось каждый вечер, я начал привыкать к его присутствию; но на тридцатый день после казни, когда пробило шесть часов, кот не явился.
Я думал, что избавился от него, и от радости не спал. Все утро я, так сказать, подгонял время; я не мог дождаться рокового часа. От пяти до шести я не сводил глаз с часов. Я следил, как стрелка продвигалась от минуты к минуте. Наконец, она дошла до цифры двенадцать; раздался бой часов; первый удар, второй, третий, четвертый, пятый и, наконец, шестой…
На шестом ударе дверь отворилась, — продолжал несчастный судья, — и я увидел, что входит кто-то вроде придверника в ливрее дома лорда-лейтенанта Шотландии.
Первая мысль, пришедшая мне в голову, была, что лорд-лейтенант прислал мне письмо, и я протянул руку к незнакомцу. Но он, не обратив никакого внимания на мой жест, стал за моим креслом.
Мне не надо было оборачиваться, чтобы его видеть: против меня было зеркало, и в этом зеркале я видел его.
Я встал и прошелся, он шел за мной в нескольких шагах.
Тогда я подошел к столу и позвонил.
Вошел слуга; он не видел придверника, как прежде не видел кота.
Отослав слугу, я остался со странным персонажем и мог свободно рассмотреть его.
Он был в придворном платье: волосы в сетке, шпага, камзол с шитьем и шляпа под мышкой.
В десять часов я лег спать. Он, со своей стороны, чтобы как можно удобнее провести ночь, уселся в кресло напротив моей кровати.
Я повернулся к стене; но так как я не мог уснуть, то два или три раза поворачивался, и каждый раз при свете ночника видел своего гостя в том же кресле.
Он тоже не спал.
Наконец, первые лучи света проскользнули в комнату через щели жалюзи. Я повернулся в последний раз к гостю: он исчез, кресло было пусто.
До вечера я избавился от моего видения.
Вечером был прием у главного церковного комиссара. Под предлогом необходимости приготовить мой парадный костюм я без пяти минут шесть позвал слугу и попросил запереть мою дверь на засов.
Он повиновался.
При последнем ударе шести часов я устремил взор на дверь: она открылась и мой придверник вошел.
Я тотчас направился к двери — она была заперта; засовы, казалось, не были выдвинуты из скоб. Я обернулся: придверник стоял за моим креслом, а Джон ходил взад и вперед по комнате, меньше всего на свете занятый им.
Было очевидно, что он не видит человека, как раньше не видел животного.
Я стал одеваться.
И здесь произошло нечто странное: исполненный внимания ко мне, мой новый сожитель помогал Джону во всем, что тот делал, а Джон ничего не замечал. Так, например, Джон держал мое платье за воротник, а привидение поддерживало его за полы; Джон подавал штаны, держа их за пояс, а привидение поддерживало их внизу.
Никогда у меня еще не было более услужливого лакея.
Наступил час отъезда.
И тогда, вместо того чтобы следовать за мной, придверник пошел вперед, проскользнул в дверь, спустился по лестнице, стал со шляпой под мышкой за Джоном, отворявшим дверцу кареты, и, когда Джон, закрыв ее, стал на запятки, он сел на козлы с кучером, и тот подвинулся вправо, чтобы дать ему место.
