Ядвига Войцеховская - По ту сторону стаи
Идя следом за двумя женскими фигурами, он действовал под влиянием момента. Здесь и сейчас узнать, куда именно направляется Ядвига Близзард, и, если удастся, то зачем. Что сделать с этой информацией потом, Эдвард придумать не успел. И струсить он тоже не успел, хотя кто-нибудь из особо ехидных коллег обязательно додумался бы и до такой версии, узнай они про эту историю. На то, чтобы струсить, у Эдварда просто не было времени. Как, впрочем, и на то, чтобы пораскинуть мозгами. Тот факт, что она может в любую секунду развернуться и превратить его в труп, или попросту заметить хвост и уйти, и тогда ищи-свищи, тоже каким-то загадочным образом прошёл мимо его сознания. В тот момент он больше всего жалел о том, что у него нет чёрных очков и... а, ладно, чёрт подери! - и настоящей, как у сыщиков, трубки.
Вдруг Эдвард задумался, почему ему не пришло в голову тотчас же вызвать патруль. Думал... и не находил ответа.
Вернее, находил. Ядвига Близзард.
Идя следом, он вспомнил всё, что было тогда, и задал себе десятки вопросов.
Ночь. Дом Джонсонов. Он впереди Дориша оказывается рядом с крыльцом, и первое, что видит - тёмная фигура, освещённая жёлтым лучом фонаря. Он сбивает её с ног, прижимает к земле своим весом. Рука со знаком "волчьего крюка", испачканная кровью. Чьей-то, чёрт подери, кровью! Кровью людей из маленького домика с тем самым крыльцом, которые теперь уже никогда не выйдут на лужайку.
Сначала он испытывает только испуг. Потом презрение и ненависть.
А потом Дориш рвёт ей платье и со всей силы бьёт по лицу, - и она сидит с красным пятном на щеке и струйкой крови, сочащейся из уголка рта, а Эдвард словно прикипает взглядом к коричнево-чёрной руне на её плече. Выжженной. И к прищуренным серым глазам, полыхнувшим шляхетской ненавистью. Ядвига. Яд-ви-га.
И он уже почему-то не может ненавидеть после "допроса с пристрастием". Видя, как она, окровавленная, с изуродованным телом и лицом, продолжает подниматься после пятой, десятой... -цатой болевой атаки. Вредоносного, а, значит, запрещённого, чёрт возьми, воздействия, прибегать к которому без последствий в виде ссылки могут только следователи Сектора, стоящие на страже закона. А она смеётся, сплёвывая ему под ноги красную слюну. Смеётся...
И уж тем более не может ненавидеть, найдя её в луже собственной крови с перекушенными венами. Таща её на себе к знахарю. Он не смог бы так. Никогда. Даже под страхом мучительной смерти. Даже под страхом пыток.
И ещё не может ненавидеть, увидев её фотографию в утренней газете - с больными глазами и утгардской татуировкой чуть ниже ключицы.
Пожизненная ссылка в Межзеркалье. Её хозяин... - Эдварду почему-то не нравится так говорить, ему отчего-то неприятно, а отчего, он и сам не поймёт. - Её хозяин тогда был жив, конца смуты в обозримом будущем не предвиделось, и она не могла не надеяться выйти оттуда, хоть когда-нибудь. Тем не менее, она почему-то предпочла покончить с собой, и, если бы не он, ей бы это удалось. И, кажется, он уже догадывается, почему.
Яд-ви-га. Кто... вы?
Эдвард ничего не понимает. Не понимает эту женщину, чёткий профиль которой врезался ему в память. Не понимает себя. Почему он задаёт все эти "почему" - вместо того, чтоб немедленно на деле не опровергнуть, что он трус и слабак? Чтоб сделать что-то достойное фамилии и оправдать надежды... кого? Покойного отца? Тётки? Мистера Дориша? Главы Сектора, которого не видел давным-давно, или Мастера Внутреннего Круга, которого видел только на газетной фотографии?
Он только что получил шанс, который выпадает раз в жизни. Нос к носу столкнулся с особо опасным государственным преступником, чьи портреты висят везде, где только можно. И вот теперь он должен доказать, всем и каждому, что с Эдди Монфором шутки плохи. И докажет, что он, младший стажёр Сектора - может. А потом придёт на службу и...
- Стойте, мэм! - говорит он, как ему кажется, грозно, однако прилагая немалое усилие, чтобы голос не сорвался на писк. Да уж, нечего сказать, бесстрашный защитник закона! Храбрец. "Не так быстро", - хочет он добавить заранее припасённую фразу, но все слова вдруг куда-то деваются.
Они останавливаются и одновременно поворачиваются к нему. Да ведь вторая - Легран, - вдруг понимает Эдвард.
Пару секунд он пребывает в замешательстве, потому что нет в досягаемых пределах существа, которое он ненавидел бы больше, чем Лену Легран. Ярость заполняет его целиком. Он уже не думает ни о Близзард, ни о значимости момента, и на полуавтомате начинает концентрироваться, готовясь убить Легран на месте - и тут понимает, что не успеет. Сможет - наверное, смог бы, будь у него хоть пара лишних секунд, - но их нет. Герой-одиночка против двух матёрых хищников, для которых убить так же просто, как выпить бокал вина. Всего лишь мальчишка, начитавшийся глупых книг о сыщиках, в которых не говорится ни слова о том, как именно превратиться из недотёпы в бойца. Эдвард видит зрачки Лены, сузившиеся в точки; она делает шаг назад и он прямо-таки физически ощущает, что из мира вокруг пропадает всё, кроме этих зрачков, и белой раскалённой ярости. Это ведь не что иное, как его, Эдварда, смерть. Чёрт возьми, а свалиться придётся в лужу, а потом так и лежать там с мокрыми штанами, пока не появится наряд Сектора, да и очки, наверное, разобьются...
Больше, чем эта дурацкая мысль, ему в голову ничего не приходит, и сама голова оказывается пустой и гулкой, словно бутылка или кувшин. В следующий момент он со всей высоты своего роста падает назад, сбитый с ног, ударяясь затылком о брусчатку; тело пронзает невыносимая боль.
Последнее, что фиксирует затухающее сознание - глаза Ядвиги Близзард, близко, совсем близко - и еле слышный шёпот: "Чёрт тебя подери, Монфор..."
- Близзард!
Я возвращаюсь из небытия. Вернее, этот голос возвращает меня в мир живых. Я чуть скашиваю глаза, чтобы понять, кто это сказал - в голове вспыхивает боль - и вижу Лену.
- Легран, - говорю я. Получается еле слышно. Так странно.
- Создатель всемогущий! Ты знаешь, что сейчас была бы мертва, не раздели вы силу удара на двоих с Монфором?! - с отчаянием восклицает она.
В голове словно фейерверк взрывается.
- Легран, не кричи, - морщусь я.
Лена несколько секунд молча смотрит на меня, а потом гораздо тише спрашивает:
- Что на тебя нашло?
- Я должна была ему жизнь. Свою собственную. Я тебе рассказывала. Там, в Секторе.
Она в недоумении поднимает брови, а потом прикрывает глаза и стонет:
- О, нет. Как же я могла забыть?!
- Я сама забыла. Только в тот момент и вспомнила. Словно приказ.
