Алексей Тарасенко - Черный крест
— Аа, здравствуйте, уважаемые господа оккупанты!
— Здравствуйте, дорогой вы наш хранитель оккультных реликвий. — Верующий еще, блин. — Где ж вы его только откопали, блин? А? Ведь долгое время об этом кресте не было ничего известно.
— Вы не поверите!
— Да что уж там, вы мне скажите, а там посмотрим.
Мы улыбаемся друг другу, но оба настороже. Кажется, что еще чуть-чуть и мы бросимся друг на друга, а там — кто первый вцепится в глотку другого. Медленно, словно боясь вспугнуть священника, достаю пистолет, заряжаю холостыми патронами и наставляю ствол ему в лицо. Вдруг вижу, что выглядит он неважно, у него перебинтованы кисти рук, какие-то пластыри на лице.
— Что это с вами, святой отец?
Он продолжает улыбаться, как ни в чем не бывало:
— Брился, порезался.
— А теперь, святой папаша, вы мне ответите всего на один вопрос, и я сопровожу вас до ворот, а после отдам на попечение партизан.
— Партизаны уже несколько месяцев хотят разрушить черный крест. И я их главный враг. Думаю, когда вы передадите меня в их руки, тогда подпишете мне смертный приговор.
— Даааааа? Тогда я вас отпущу на все четыре стороны. Идите куда захотите. Так вот мой вопрос: как уничтожить черный крест?
— Естественно.
В этот момент он у меня на глазах достает из кармана… что бы вы думали? Заточку, медленно так достает, демонстративно и со всех сил бросается на меня. Я с испугу начинаю стрелять, но мои патроны холостые, ими убить невозможно. Священник начинает смеяться и еще более и более распаляется.
— Гляжу, вы без бронежилета? А зря!
Рояль был в кустах, раздался выстрел, и священник упал на пол второго этажа своего дома. Дом был как бы разрезан пополам, а на улице стоял заспанный Михаил и щурился.
Рядом стояли еще двое наших парней. Михаил, призакрыв один глаз, спросил:
— Эй, ну ты куда исчез?
— Мишка-Мишка, где же твоя крышка? Ты только что шлепнул нашу последнюю надежду получить хоть какую-то информацию о том, как уничтожить крест.
— Извини, я тут думал, что тебя убить хотят, уж прости!
А я начинаю колуном разносить в клочья то, что осталось от уютного, видимо, домика. Бью по стенам, по полам, ломаю двери и сантехнику. Михаила отправляем досыпать, а двое остальных начинают помогать мне. Машем колуном посменно, минут по пятнадцать. В конце концов разбив пол в комнате, которая на одну треть обрушена, обнаруживаем примитивный тайник — под паркетом, под ковриком конечно. Бумаги, старые и новые, написанные, конечно, по-французски. Пожелтевшие листы, заполненные каким-то готическим шрифтом, и листы, напечатанные на принтере. Ну, те, что напечатаны на принтере, можно распознать особым компьютерным армейским распознавателем. Но вот старые рукописи, клочки бумаги, на которых очень неразборчиво написано что-то от руки? Запихиваю все это за пазуху, и мы уходим.
13. Тем временем мы все нужны. С нами связывается Ткаченко — ничего нового; с нами связывается Мирошниченко — у него хорошие новости: он сказал, что надавит на Пустовалова, и тот, возможно, остановит свое продвижение на сутки-другие.
Но потом, но потом нас достает знаете кто? Пашкевич.
— Ну что, дорогой вы наш родственничек легендарного Тарасенки? — начал он, характерно так каверкая букву «р». — Вы, по-моему, совсем ошалели, а? Я смотрел эти ваши обмены информацией с Ткаченкой и теперь могу доподлинно сказать, что вы знаете, кому дорожку перебегаете.
— Я не родственник Тарасенко. Я только его полный тезка.
— Ну да, понимаю. Ваши маман и папан от вас с самого рождения скрывали вашу родословную, что ж, похвально, благородно. Но скажу еще больше, это я ввел в стране в обиход эти, но и не только, правила этикета. Так… но вы, юноша…
— Мне уже двадцать три!
— Ах, ну да, вы у нас взрослый, да, извините, забыл, значит, с вас спрос больше… Ну так вот, и теперь, юноша, вы сильно извратились, да еще так, что думаете, будто вам все можно. Можно трахать всех подряд, можно первому в стране человеку поперек горла костью встать. Вы думаете, что кто-то забыл за вами «Дело № 406867009»? А статья ведь серьезная, а? Самовольное прекращение без уважительной причины употребления таблеток «антисекс», к этому совращения другого человека — иного пола, — с последующим совращением. Вам не кажется, что это немного странно, что тогда вы ничего не получили?
— Меня не осудили за отсутствием улик.
— Ага, девочка не захотела вас выдать, ну и что же? Дело можно взять на «доработку» в любой момент! Да и вообще, когда это было видано, чтобы наш суд выносил оправдательный приговор? Да еще по таким причинам — отсутствие доказательств? Молодой человек, вас очень долго опекают дяди из ГБ, но вы им нужны лишь для того, чтобы я не мог спокойно спать. Они вас используют — вот увидите — и выбросят. А то еще чего хуже — шлепнут. Вот что, Алексей Алексеевич, послушайте меня, старого и многое видевшего человека, перестаньте играть в эти игры срочно и слушайте теперь уже мой приказ: черный крест не уничтожать, а завтра утром передать в руки Пустовалова. Иначе же… иначе не сносить вам головы — это я вам гарантирую. Кстати, этот ваш дружок любезный, Ткаченка, он этой вашей Олечке дедушкой приходится. Так что поберегитесь, насколько я знаю, он собирается вам отомстить.
Часть последняя
01. Ребята, стоявшие у меня за спиной, одобрительно загалдели:
— Ух ты, командир, а ты у нас сексом успел позаниматься? Ну, и как это?
— Херня все это, ребятки, — отвечаю, — не стоит, уж поверьте, этим увлекаться.
Обычно в таких или им подобных случаях, в случаях, когда возникает, скажем, некое напряжение, всегда найдется человек, который правильной речью напряжение снимет. То есть когда, к примеру, среди какого-нибудь коллектива назревает недовольство руководством или же возникнут, скажем, какие-нибудь порывы к чему-то противозаконному, обязательно внутри самого коллектива есть тот, кто громко и очень убедительно будет всех наставлять на путь истинный. Просто это ребята из ГБ. Они везде.
— А я так и думал, — начинает разглагольствовать паренек, некогда мне предложивший «Марльборо», — жена, секс, семья, дети — зачем это все? Это лишь отвлекает от главного — от службы в армии.
Вокруг раздается одобрительный гул: да-да, у нас еще впереди такие цели, такие задачи — столько еще воевать! Парень говорит, обращаясь ко мне:
— Не так ли, командир? — взгляд его лукав, один глаз прищурен.
— Да-да, конечно так! (Сука.)
Приказываю никому даже не думать о перерыве с приемом «антисекса». Сам лично проверять буду! Гул недовольства и недоумения.
