Стивен Волк - Готика
Я окаменела. Я молилась, чтобы голос оказался продуктом моего воображения.
— Мэри, это твоя мама…
Черты лица Клер теперь заметно изменились. Озорной ребенок в ее темных глазах превратился в зрелого мудреца. Ее губы стали мягкими и нежными. Казалось, тени придали другой цвет ее лицу, похожий на мой.
Затем внезапно ее лицо исказилось болью, она дернула руками, подняла их над столом — Байрон и Полидори не ослабили свои — и она стала потирать руками грудь.
— Останови… — стонала Другая Воля голосом Клер. Голос горел агонией. На ее лице была написана боль. — Останови собак…
Она изгибалась, и пот струйками стекал по ее шее.
— Пожалуйста… Они кусают меня! — Руки все сильнее потирали грудь, — останови их Мэри! Они кусают меня!
Я молилась всемогущему Иисусу Христу. В тот момент мне нужен был кто-нибудь, кто мог бы защитить меня. Дыхание, отличное от ее дыхания, превращалось в дыхание маленького ребенка.
— Акккггхх… эдон, эдон талуг… Альба аллегро… аллелегра…
Она подняла лицо кверху. Ее глаза были все еще закрыты, она смотрела на Байрона. Она подняла руку и стала ее лизать.
— Это Тирса…
Голос, исходивший из нее, принадлежал, несомненно, английскому мальчику.
— Помни, педерастия, турецкий стиль… — Она улыбнулась. — Останови сейчас… — ее голова упала на грудь. — Тирса говорит: останови… Уничтожь… Прежде чем… уху-ху-х…
Английская речь затихла, как будто другая, более сильная сущность подавила ее. Я хотела встать.
— Не шевелись, — сказал Байрон. — Ничего не делай.
— Ради Бога…
Дыхание Клер становилось все чаще и неровнее, как будто ее трахею сжимали чьи-то лапы. Несколько минут она оставалась с наклоненной головой, я стала считать секунды, так как неестественный ритм ее дыхания пугал меня. Я подумала, что транс закончился, что она вышла из него и ей просто не хватало дыхания в полусознании, и я должна была ей помочь. Вдруг ее голова откинулась назад, глаза широко раскрылись, выкатились, увеличившись почти вдвое. Кожа была бледна, как у трупа, щеки ввалились, и голос, который исходил из ее оскаленного рта, был глубже и ниже, чем любой человеческий.
— Я родился… — лицо Клер превратилось в череп, и Череп, стоящий в центре стола стал ее лицом.
— Нет! — услышала я свой крик. Стеклянный футляр от часов упал со шкафа и разбился на тысячу осколков.
В тот же момент сверкнула молния, и белая вспышка осветила лицо Клер, делая его еще более неестественным. Она отпустила нас. Не знаю, был ли звук, который я услышала, раскатом грома или рыком, изошедшим из ее рта, но ослепительная яркость света поразила ее как обухом по голове. Она упала на ковер, разорвав круг, корчась в судорогах. Падая, она ногами перевернула стол.
Череп скатился ко мне на колени, скалясь мне. Я вскочила, сбросив его на пол. Потом я побежала, но бежать было некуда. Я словно приклеилась к полу, я кричала.
Клер стала хватать ртом воздух, как тонущий человек. Ее руки и ноги совершали спазматические движения, как будто она была не человеком, а андроидом. Из ее рта показалась пена. Ее колени поднялись вверх, и в этот момент она резко выпрямила ноги, содрогнувшись. Она напоминала мне роженицу. Роды проходили тяжело.
Полидори подбежал к ней, сорвал ожерелье с ее шеи, которое перетягивало ее таким образом, что кровь отлила от лица. Она отпихнула его, в ней была такая сила, что он не мог с ней справиться. Она громко вскрикнула, это был крик ребенка. Полидори всем своим весом навалился на нее, прижав ее плечи к ковру. Бесполезно.
— Шелли!
Полидори не смог с ней справиться один. Она была как лунатик, обладая силой десяти человек.
Я хотела ей помочь, но Байрон удержал меня.
Шелли бросился вперед и навалился на колени Клер. Полидори пытался прижать ее руки к телу. Ее голова дернулась, испустив сочный плевок на ковер.
Байрон холодно смотрел сверху вниз на тело Клер Клермон с выражением слегка заинтересованного наблюдателя.
— Могу я сделать что-нибудь? — предложила я свою помощь.
Байрон проигнорировал мои слова.
— Унесите ее наверх.
Наконец-то небо сжалилось над ней. Она была без сознания. Мужчины подняли ее довольно грубо. Шелли взял ее ноги под коленками, Полидори — под мышки. Они держали ее неуклюже, ее голова свесилась набок. Черные кудри волочились по полу, и глаза сверкнули в последний раз перед тем как закрыться навсегда.
Шелли уложил Клер на белые простыни кровати в комнате для гостей, он поправил ее голову на мягкой подушке.
Полидори был рядом с ним. Это был медицинский вопрос, а не поэтический. Он сел на кровать, расстегнул красный пояс, сжимавший ее талию, приподнял веки: левое, а потом правое. С глазами было все в порядке, но они были налившиеся кровью, как будто от раздражения — соленой водой, алкоголем или наркотиком. Он отпустил веки, но глаза не закрылись, смотря бессмысленным взором в никуда. Очень быстро и брезгливо он закрыл их своими пальцами, тем же движением, которым он привык закрывать глаза только что почивших людей.
— Сон — это бальзам природы, — прошептал он нервно. Одновременно в его голове возникла цитата: «Сон и сестра его Смерть». Больше они ничего не могли сделать. Он стоял, поправляя свои манжеты.
Когда Полидори смотрел на себя в зеркало, поправляя воротничок, перед тем как спуститься вниз, он увидел в нем фигуру Шелли, склонившегося над кроватью следом за ним и нежно, легко целовавшего Клер в гладкую бледную щеку.
— Это не впервые, — сказала я, в то время как другие вышли из комнаты. — Это случается в определенное время месяца, достаточно странным образом.
Байрон поднял в удивлении руку. Связь между эмоциональной взвинченностью и менструацией казалась ему абсурдной, но в этом что-то было. Для меня, как бы то ни было, всегда являлось вопросом знания скорее, чем веры, что силы вне планеты воздействовали на жизнь на планете. О том, что Луна воздействует на моря и на циклы женского организма, хорошо известно. И о том, что лунные фазы со времен античности ассоциируются с аномальным поведением — сумасшествием, сверхъестественным тоже.
— Мы часто говорили о привидениях, устраивали посиделки со страшными историями. Она всегда легко пугалась. Шелли пугал ее, округляя и выпучивая свои глаза. Она становилась нервной. Плакала, но не могла сказать почему. Агонизируя, но не испытывая боли. Расхаживая во сне…
Байрон молчал.
— Иногда ночами, когда мы были в Черч Террас, — продолжала я, — она вскрикивала и всхлипывала, ужасные конвульсии пробегали по ее телу. Мы называли это «испугом» Клер. — Однажды было настолько плохо, что нам пришлось покинуть дом, взять извозчика и ночевать в отеле. Казалось, что нас преследуют.
