Фрэнсис Вилсон - Замок
— Это не сработает, — буркнул он.
— Конечно сработает. — Самодовольство Кэмпффера было невыносимо. — Всегда срабатывало и всегда будет срабатывать. Этих партизан взбадривают дружеские похлопывания по плечу их же собутыльников. Они изображают героев до тех пор, пока не трогают их товарищей или их жен и детей. И тогда они вновь превращаются в добрых хороших крестьян.
Ворманн судорожно искал пути спасения этих невинных людей. Он-то прекрасно знал, что к убийствам в замке они не имеют никакого отношения.
— На сей раз так не будет.
— Сомневаюсь. К тому же я полагаю, Клаус, что у меня значительно больше опыта по этой части, чем у тебя.
— Ах да… в Освенциме, кажется?
— У коменданта Гесса было чему поучиться…
— А ты любишь учиться, не так ли? — Ворманн схватил со стола вещи майора и кинул ему. — Пошли, я покажу тебе кое-что новенькое!
Не давая Кэмпфферу опомниться, Ворманн быстро сбежал вниз, пересек двор и спустился в подвал. Приостановившись перед проломом в полу, он зажег лампу и повел Кэмпффера в нижнее подземелье.
— А здесь прохладно, — поежился Кэмпффер.
— Здесь лежат тела. Все шесть.
— Как, разве ты их еще не отправил?
— Я не счел возможным отправлять их по одному, во избежание пересудов среди румын, которые могли бы подорвать престиж немецкой армии. Я собирался забрать их с собой при передислокации, но, как ты знаешь, мне не разрешили покинуть замок.
Ворманн остановился перед телами на холодном полу, с неудовольствием отметив, что простыни в беспорядке. В общем-то мелочь, но он считал, что к телам усопших нужно относиться с уважением. Если уж приходится ждать отправки на родину, то по крайней мере мундиры и саваны у покойников должны быть чистыми. Он подошел к последнему из погибших солдат, откинул простыню так, что стали видны плечи.
— Это рядовой Ремер. Посмотри на его горло.
Кэмпффер глянул с невозмутимым видом.
Ворманн перешел к следующему, держа лампу так, чтобы Кэмпффер мог получше разглядеть разорванные глотки солдат. Он показал ему всех, оставив самое интересное напоследок.
— А теперь рядовой Лютц.
Только тут Кэмпффер, проявив наконец эмоции, тихонько ахнул. Но и Ворманн не смог удержаться от восклицания. Голова Лютца была перевернута: макушка приставлена к плечам, а подбородок и обрубок шеи устремлены в темноту.
Быстро и бережно Ворманн поправил голову, мысленно поклявшись найти того, кто так по-свински поступил с погибшим товарищем, и заставить крепко пожалеть о содеянном.
Тщательно расправив простыню, он повернулся к эсэсовцу:
— Теперь ты понимаешь, что заложники не помогут?
Майор не ответил. Вместо этого он повернулся и поднялся наверх.
Ворманн понял, что Кэмпффер потрясен гораздо сильней, чем хочет показать.
— Эти люди не просто убиты, — произнес наконец Кэмпффер. — Они убиты с особой жестокостью!
— Вот именно! И существо, сделавшее это, совершенно безумно! И для него жизнь десятка крестьян ничего не значит!
— Почему ты говоришь «существо»?
Ворманн твердо выдержал испытующий взгляд Кэмпффера.
— Потому что я не знаю, что это такое. Одно совершенно точно — убийца разгуливает по замку как хочет, какие бы меры безопасности мы ни предпринимали.
— Какие бы меры ни предпринимали, говоришь? — К Кэмпфферу вернулся его прежний апломб. — Единственная действенная мера безопасности — страх. Заставь убийцу испытывать страх. Страх перед той ценой, которую заплатят другие за его действия. Страх — вот основа безопасности.
— А если у убийцы такие же взгляды, как у тебя? Что, если ему наплевать на судьбу деревенских?
Кэмпффер промолчал. Не получив ответа, Ворманн пошел в наступление:
— Страх, о котором ты толкуешь, не годится для борьбы с подобными тебе. Так что прибереги эту теорию для Освенцима, когда отправишься туда снова.
— Я не вернусь в Польшу, Клаус. Как только разберусь здесь, у тебя, — это займет пару дней, не больше, — поеду в Плоешти.
— Не вижу там для тебя поля деятельности, синагог там нет, жечь нечего, разве что нефтеперерабатывающие заводы.
— Ладно, Клаус, продолжай в том же духе, — процедил Кэмпффер, — но уверяю тебя, как только я запущу свой проект в Плоешти, ты больше не посмеешь разговаривать со мной в таком тоне.
Ворманн сел за стол, с трудом сдерживая раздражение. Кэмпффер был просто невыносим. Глядя на фотографию Фрица — своего младшего пятнадцатилетнего сына, капитан продолжил:
— И все-таки не понимаю, что может привлечь в Плоешти такого, как ты.
— Отнюдь не нефтяные заводы, уверяю тебя — их я оставлю на попечение Ставки.
— Как мило с твоей стороны.
Кэмпффер сделал вид, что не слышит.
— Нет, меня интересует железная дорога.
По-прежнему глядя на фото сына, Ворманн повторил словно эхо:
— Железная дорога.
— Да! К твоему сведению, самый крупный железнодорожный узел Румынии расположен в Плоешти. Это идеальное место, чтобы создать там лагерь для перемещенных лиц!
Ворманн мгновенно вышел из транса и поднял голову.
— Ты имеешь в виду такой, как в Освенциме?
— Именно! Поэтому в Освенциме и создали такой лагерь. Для перевозки низших рас в лагеря самое главное — разветвленная железнодорожная сеть. А из Плоешти бензин идет во все точки Румынии. — Он широко развел руки. — А обратно в Плоешти из каждого уголка Румынии повезут евреев, цыган и прочий человеческий мусор, которым полна эта страна и ее окрестности.
— Но это ведь не оккупированная территория! Ты не можешь.
— Фюрер хочет держать под контролем весь этот сброд в Румынии. Действительно, генерал Антонеску и Железная гвардия убирают евреев с ключевых постов, но у фюрера более грандиозные планы. У нас в СС это называется «Решение румынского вопроса». Гиммлер уже договорился с генералом Антонеску. СС покажет румынам, как нужно действовать. И мне предложили взять на себя эту миссию. Я назначен комендантом лагеря в Плоешти.
Ворманн был настолько ошарашен, что потерял дар речи, а Кэмпффер тем временем с воодушевлением продолжал:
— А знаешь ли ты, сколько евреев в Румынии? По последним данным — семьсот пятьдесят тысяч! Возможно, даже миллион! Точно не знает никто, но, как только я введу четкую систему учета, мы получим абсолютно точные данные! Однако это не самое страшное — страна кишит цыганами и масонами и хуже того — мусульманами! В общем и целом — два миллиона нежелательных элементов!
— Если бы я знал! — воскликнул Ворманн, закатив глаза и схватившись за голову. — Ноги бы моей не было в этой помойке!