Сергей Пономаренко - Лик Девы
«Ирка! Завтра я тебя убью!» — мысленно пообещала она подруге и тут с удивлением поняла, что испытывает злость только к Ирке, но не к Кириллу. Тот представлялся ей жертвой похотливой подруги, имеющей, между прочим, постоянного парня Диму, с серьезными намерениями на совместную жизнь.
У Маши, то и дело перед глазами возникало нагое мускулистое тело Кирилла. И сейчас он за стеной в бесстыдной близости переплелся с Иркой, которая еще недавно была ее лучшей подругой. Маше стало не хватать воздуха под подушкой, она сбросила ее на пол, и тут до нее дошло, что шум за стенкой стих, все успокоилось, наступила тишина. Маша еще долго прислушивалась к этой тишине, пытаясь определить, чем они там занимаются, но безрезультатно. Вздохнула, встала, подняла с пола книжку и вновь занялась чтением, вслушиваясь в тишину. Постепенно чтение ее увлекло, украв у действительности. Заснула она лишь под утро.
На следующее утро, когда в номер заскочила улыбающаяся Ирка, Маша не удержалась и высказалась:
— Все же ты, Ирка, сучка! Тебя в Киеве ждет Димка, не стыдно будет ему в глаза посмотреть после измены?
Ирка снисходительно улыбнулась, словно услышала глупость от подруги, а, увидев выглядывающую из-под подушки книгу, лукаво улыбнулась, достала ее, начала листать, и по ходу поисков комментируя:
— Димка мне не муж, а жених — это понятие растяжимое и очень переменчивое. — Наконец она нашла то, что искала. — Теперь послушай, что умные люди советуют: «Сама по себе измена не есть плохо или хорошо. Просто, идя на подобный шаг, нужно задать вопрос: а чему, собственно, я изменяю? Ответ: изменять стоит только худшему. И, желательно, с лучшим». Будем считать, что я свой выбор сделала, и можешь мне поверить — не прогадала. Кирилл — парень что надо! А ты что, так ночь в одиночестве и провела?
— Мне пока не с кем сравнивать, но Ленчик для меня не лучший вариант! И мне не нужны подношения! — разозлилась Машка. — У тебя зубная паста есть? А то я свою не могу найти.
— Машка, извини, но, по всей видимости, я ее вчера засунула в свой рюкзачок, ведь все это время я ею пользовалась, свою-то забыла. Давай собираться, и быстро — нам сегодня предстоит еще познакомиться со Львовом и дорога домой.
— Кстати, Ирка, а какой у той легенды конец? — зевнув, спросила Машка.
— У какой? — удивилась Ирка.
— И-ир-ка-а! — зло выкрикнула Машка. — Спать не даешь и еще издеваешься?!
— Ладно, слушай. Горцы захватили Василия, уничтожили казачий поселок, а он, в надежде спасти девушку, указал пещеру в горах, в которой скрылся вместе с ней Сява. Сява долго отстреливался, затем, вместе с ней скрылся в подземном лабиринте, ведущем глубоко в гору, и больше его не видели. Горцы отпустили Васю, и тот тоже исчез в горах в поисках друга, нанесшему ему смертельную обиду и в надежде спасти горянку.
— А девушка? Ее удалось спасти?
— Ленчик как раз ушел, и у нас все началось. Одним словом, Сява — Черный альпинист, а Вася — Белый спелеолог.
— Ирка, ты все напутала: Всеволод ушел в подземелье, а Вася отправился в горы!
— Правильно, так и было. Вот, все вспомнила! Сява, спасаясь от горцев, повел за собой девушку в глубь пещеры, а тем туда, оказывается, было идти западло, точнее, нельзя, для них это запретная зона, какое-то святилище там располагалось. Когда Вася об этом узнал, то отправился следом за ними в пещеру, где до сих пор бродит. А Сява не простак, выбрался через другой выход и спрятался в горах. С тех пор бродит он по горам, и называют его Черным альпинистом, а Васю — Белым спелеологом, так как тот продолжает искать друга и девушку в подземельях.
— А с девушкой что? — Машка, чувствуя, что ее терпению приходит конец.
— Так у нас все началось, не помню, хоть убей. — Ирка мечтательно улыбнулась.
— Спросишь у Кирилла! — деловым тоном приказала Машка.
— А самой слабо? — удивилась Ирка.
— Не хочу! — отрезала Машка.
— Понимаю, но не одобряю, — и Ирка фальшиво пропела: — Сердце красавицы склонно к измене и перемене…
Львов поразил компанию красотой и сохранившимся духом средневековья, особенно на площади Ратуши, напоил фирменной «кавой» и пивом, не хотел отпускать, удерживая радушием и весельем, но Кирилл спохватился и заявил, что пора ехать домой.
По возвращении в Киев Машка часто ловила себя на том, что думает о Кирилле. Особенно часто это происходило в вечернее время, иногда ей даже снились сны, где основным действующим лицом был Кирилл. Она знала, что Ирка больше не встречается с ним, слишком занята учебой и Димкой, настойчиво убеждая его, что она — единственное счастье и необходимо ее как можно быстрее вести в загс. Димка упирался, сопротивлялся, но было ясно, что долго осаду он не выдержит и капитулирует.
Маша понимала, что ее увлечение приносит лишь боль. Понимала, но не могла, и не хотела прекратить эти муки. Мысли о Кирилле ее опустошали, она ощущала боль в сердце, пустоту, безысходность и ничего не могла поделать с собой. Затем пришли бессонные ночи и дневные головные боли, желание поделиться с кем-нибудь своими переживаниями, спросить совета, но среди друзей не находила такого человека. Постоянно думая о Кирилле, Маша изводила себя, но ничего не могла с собой поделать.
Глухая ночь стала ее подругой. Маша уединялась в кухне, кутаясь в теплый махровый халат, хотя на улице в полном разгаре была весна, и на нее нисходило творческое озарение. Желая выразить остроту своих чувств, глубину душевной боли, она начала писать стихи. Она не знала, хорошие они или плохие, но шли они от ее изболевшего сердца.
Плачет небо. Мне в такт
Дождь-слезинки летят.
Дождь-слезинки одни только знают,
Как хочу, чтобы ты
Воплотил все мечты,
Только рядом с тобой я весь мир обнимаю.
Бог меня наказал,
А за что, не сказал,
Я терзаюсь в раздумьях, догадках.
В чем же виновна я,
Что влюбилась в тебя,
Что кружусь в лабиринтах, загадках.
Ты меня отпусти,
Если можешь, прости,
Что взаимной любви я хотела,
Рану сердца мою,
Я слезою залью,
Чтоб душа моя больше не пела.
Когда буду одна,
Справлюсь с болью сама.
Не мани меня больше, не мучай,
Я хочу очерстветь,
Все забыть и стереть,
Будто сон это был, а не случай.
И пошло, и поехало. Поэтическое вдохновение каждую ночь требовало воплощения на бумаге. От недостатка сна Маша похудела, ее одолевала слабость, ноги казались ватными, а каждая мышца была натянута, словно струна. Приходя домой, Маша изо всех сил старалась поскорее уснуть, чтобы не ощущать, не слышать стонов и криков своей души.
