Юля Лемеш - Дозвониться до небес
Посреди тротуара чернела тушка закопченного чайника, испускающая пузыри и немного вонючего дыма. У него даже ручка оплавилась от долго стояния на огне. Мы подобрались поближе. Не знаю почему, но мы оба пригибались и втягивали головы в плечи.
Рядом с чайником блестели осколки мобильника.
– Вдребезги. – Разочарование Арсения было мне понятно.
– Пошли отсюда. Пока этот придурок еще чем-нибудь не метнул.
– Алкаши проклятые! – внезапно заорали на нас в окно первого этажа.
Отворилась форточка. В которую высунулась голова, невероятно похожая на ту, что не так давно ругала кота пидарасом и с какого-то перепугу собиралась отослать его в Купчино. Но «кися-кися» голова кричать не стала.
– Ути, какой сладенький мальчик! Иди, что покажу.
Не знаю, что именно надеялся увидеть Арсений. Но явно не голую старушку, стоящую на подоконнике и приветливо распахнувшую халат. Блин, неужели и я так к старости изношусь? У Арсения на лице возникло выражение легкой паники.
– Алкаши проклятые, – похоже, у кого-то заело пластинку.
– Иди ко мне. Я не кусаюсь, – призывала эротически настроенная рухлядь.
Кто бы сомневался. Такие не кусаются. Зубодеры не зря зарплату получают.
– Сваливаем! А то хохолок простудит, не дай бог. – Я бы еще поехидничала, но бабка явно была крезанутая.
Снова где-то наверху хлопнула оконная рама.
С небес полетели горох и вроде как гречка. Неутомимый метатель чайников щедрой рукой засеивал асфальт. Горох стучал по дороге, как град. Я прикрыла голову руками. Но все равно пара зерен попала за шкирку. Не вытащить. Противно. Я стала извиваться в надежде избавиться от неудобства. И что? Эти горошины тут же провалились до самого пояса.
Мы неслись как два обосранных оленя. То есть быстро и не оглядываясь. Потом нам было смешно. Особенно, когда мы поняли, чем мог для нас обернуться артобстрел.
– Реально, по черепу чайником – сразу смерть, – пугал меня запыхавшийся Арсений.
– Кому чайником, а кому и мобилой.
– Акела промахнулся! – заорал Арсений.
В предрассветной тишине казалось, что его услышал весь город.
Мы добрались до моего дома. Успокоить родителей, а заодно и позавтракать. Жрать хотелось ужасно. Родители спали, поэтому мы на цыпочках прокрались на кухню.
– У тебя предки совсем не нервные, – удивленно заметил Арсений.
– Ага. Они считают, что мне пора быть самостоятельной. Кроме того, они сами до сих пор на рок-концерты ходят.
– Хорошо, что мы без мобильников пошли, – снова порадовался Арсений, жадно выхватывая холодную котлету с тарелки.
Так и схомячил ее неразогретую. Две другие я успела отправить в микроволновку.
– Конечно, хорошо, не то нам бы звонили постоянно. Типа – где ты, когда вернешься и все такое.
– Ты про меня? Мои предки сейчас в Чухляшке…
– В Финляндии! – нервно поправила я, ненавижу, когда страну так обзывают.
– Ну да. А бабка так и не научилась мобилкой пользоваться, – вспомнил он и требовательно прибавил: – Я еще котлету хочу!
Мы немного подрались вилками, деля котлеты. Типа дуэли на шпагах устроили. Но этот гад, пока я красиво парировала его удар, сцапал колету другой рукой и засунул ее себе в рот. Жевал ее и был страшно доволен собой. Просто вне себя от довольства. Пришлось поделить оставшуюся котлету пополам. Он все-таки мужчина, ему много есть надо, а я быстро наедаюсь. Мама говорит, что у меня желудок уже ссохся. Придумывает, конечно.
– А я бы еще что-нибудь зажевал, – проводив взглядом последний кусочек, заявил Арсений.
Пришлось снова лезть в холодильник. Пока я там копалась, мне в голову пришла дельная мысль – признаться, о чем я думаю.
– Арс, как тебя упросить поговорить с бабкой? Вдруг она меня в ученицы возьмет? Я уже и сама кое-что умею. Правда!
– Предметы двигать умеешь? – вредным голосом спросил Арсений.
– Нет. Но и твоя бабка тоже не умеет.
Как же мне добиться своего без унизительных отказов? Ведь я старалась не подавать виду, как меня задевает невозможность получить желаемое. На скорую руку соорудив несколько бутербродов, я прикрыла их толстыми пластинками сыра и сунула все это дело в микроволновку. Со сладким чаем – самое то.
Наелись. Стали сонные и ленивые. Теперь я решила подобраться к проблеме с другого бока.
– Арс, только без обид, скажи – почему учителя вдруг стали к тебе так хорошо относиться?
– Кто про что, а рыжий про краску. Отвянь по-хорошему.
Я решила сменить тактику и сделала вид, что начинаю всерьез обижаться. Арсений мне не поверил и просто переваривал пищу. Прислонился спиной к стенке – почти дремлет.
– Ау! Я тебя спрашиваю. Это бабушка на них так влияет?
– Фиг знает. Мне неинтересно. Главное, школу поскорее закончить. Надоело их вранье. Говорят одно, а на деле все по-другому.
С этим не поспоришь. Школа стала отельным государством, в котором свои правила, очень далекие от прочего мира.
– Прикинь, историчка вчера сказала, что у нас нет амбиций и целей.
– Ага. И еще что мы не стремимся к успеху…
– Быть может, она успех с деньгами перепутала?
– А мне кажется, она просто злится, что Борька сказал, будто у нас до сих пор рабовладельческий строй, но в мировом масштабе.
Борька своими едкими комментариями сильно доставал учителей. Некоторые его фразы стали буквально крылатыми. Как-то физичка долго и упорно рисовала на доске какие-то формулы и графики, а Борька в окошко смотрел, думал. Она его спрашивает:
– Борис! Что вы видите на доске?
Он встал, так внимательно рассмотрел доску и говорит:
– Пудель какой-то…
Теперь любой непонятный график на доске называется «каким-то пуделем».
Арсений с удовольствие рассматривал домашние тапочки, купленные моей мамой специально для него. В семье тапочки назывались «а вдруг Арсений в гости зайдет». Солнце уже светило вовсю, и хотелось спать, но скоро встанут родители, и придется им рассказывать про концерт. Арсений потянулся и зевнул во весь рот с жутким подвыванием. Я прекрасно понимала: шансов доказать ему, что уговорить бабку необходимо, – ноль без палочки. Но я по инерции продолжала гнуть свою линию.
– Если бы у меня была такая бабушка, я бы от нее всему научилась.
– Это потому, что ты до сих пор в чудеса веришь. Даже в Деда Мороза.
Я обиделась, хотя знала, что он говорит правду. Мне хоть кол на голове теши – верю в другую строну действительности. В то, что мы видим только то, что видим. А кроме этого «видимого» есть много чего еще. Я не про душу говорю, не в ней дело. Просто мир устроен многопланово. Если бабке Арсения удается менять ход событий, то, значит, мир устроен не так, как всем кажется. Меня не нужно в этом убеждать – я просто это знаю.