Артур Уолтермайр - На пороге смерти
— Да, сэр, — ответил вконец сбитый с толку Биггз.
— Так где же будет рай в шесть часов вечера? — почти прокричал больной.
— Там, — слуга без особой надежды указал в сторону окна.
— А где оно будет в шесть утра?
— Вот там, — Биггз указал дрожащим пальцем на камин. — Сэр, давайте не будем… Доктор…
— К чертям доктора, — раздражённо оборвал его Макмастерс. — Я давно размышляю об этом, и мне нужно с кем-нибудь поговорить.
— Разве вы не верите в жизнь души? — в голосе Биггза смешались жалость и внезапный испуг.
На минуту банкир погрузился в молчание; тишину нарушало лишь монотонное тиканье высоких часов. Одно из поленьев в камине с громким шипением рухнуло в угли, огонь вспыхнул ярче.
— Верю, Хайрам, — задумчиво произнёс больной. — Наверное, верю.
— Как я рад слышать это, сэр! — с видимым облегчением воскликнул Биггз.
— Ах, вот бы вы рассказали мне, откуда мы являемся и куда уходим, — продолжил банкир.
— Если бы я знал, сэр, я был бы равен Господу нашему, — почтительно отозвался Биггз.
— Отлично сказано, Хайрам, только мне от этого не легче. Я всего в жизни добился потому, что привык вникать в суть вещей. Мне бы заглянуть хоть одним глазком за занавес, прежде чем уйти — понимаете, за кулисы, — тогда, возможно, мне не было бы так страшно умирать, — голос больного опустился почти до шёпота.
— Не видно зрителю, что за огнями рампы, пока Великий режиссёр не призовёт его, — изящно ответил Биггз, и на его встревоженном лице мелькнула тень улыбки.
— Ещё вопрос, Биггз: вы верите в истории об Ионе и Лазаре, и о том малом, которого опустили через дыру в крыше к Христу для исцеления?
— Верю, сэр, — твёрдо сказал Биггз.
— Вы понимаете, как такое возможно? — в тоне банкира возникло раздражение.
— Конечно, нет, сэр, я ведь простой человек.
— Так скажите мне, Хайрам, как вы можете глотать всё это богословие, если не понимаете, как подобное могло случиться?
— Просто верю, сэр, — с почтением подняв глаза, бесхитростно ответил Биггз.
Губы больного растянулись в усмешке.
— Поднимая взгляд, Хайрам, не забывайте, что уже двенадцать тридцать, а значит, мы отклонились на четыреста восемьдесят миль от точки, на которую вы первоначально указали как на местоположение райских врат.
— Умоляю, сэр, перестаньте, — запротестовал Биггз, — Сердце кровью обливается, когда вы шутите над… Господи, сэр! — слуга оборвал фразу, вскрикнул и кинулся к постели.
Насмешливая улыбка на лице банкира внезапно померкла, и голова безвольно откинулась на подушку.
— Зачем, зачем было тратить столько сил? — жалостливо запричитал Биггз, утирая навернувшиеся слёзы и шаря дрожащими руками по столу в поисках нюхательной соли.
Несколько глубоких вдохов, и пациент открыл усталые, воспалённые глаза.
— Лекарство, Хайрам, а потом мне нужно отдохнуть.
* * *В полночь Биггза, дремавшего в большом кресле у камина, разбудил голос больного.
— Хайрам.
— Я здесь, сэр, — Биггз поспешил зажечь приглушённый свет.
— Где теперь рай?
Заметив слабую попытку хозяина улыбнуться, старый слуга безропотно указал вверх.
— Вы способный ученик, — едва слышно произнёс банкир.
— Благодарю вас, сэр.
— Знаете, Биггз, я жалею, что жил именно так… так, а не иначе.
— Вы были хорошим хозяином, сэр. Вы были добры, вы никогда не скупились на благотворительность, — возразил Биггз.
— Да, — цинично сказал банкир. — Да, я не скупился на благотворительность. Только мне это ничего не стоило.
— Вы были опорой нашей церкви, — не сдавался Биггз.
— Да уж, — горько ответил Макмастерс. — Прямо-таки каменным столпом. Выложил кругленькую сумму за отдельное место в храме и благополучно проспал все службы, какие были. Я приносил корзины с продуктами для бедных на День благодарения и в Рождество, но счастье от раздачи этой еды всегда доставалось другим. А ведь я мог бы так радостно проводить каждое Рождество, стоило только захотеть. Я мог бы быть весёлым краснощёким Санта-Клаусом и обходить сотни домов с целыми охапками подарков.
— Всё так, сэр, но вы дарили это счастье другим.
— Тогда как стоило испытать его самому. Я же толком и не жил, Хайрам. Чтобы сполна познать радость жизни, нужно смирить гордость и служить ближним. Да, пелена спала с моих глаз, Хайрам. Только теперь уже слишком поздно. Дух бодр, плоть же немощна.
— Это неправильно, сэр, — немного помолчав, сказал Биггз.
— О чём вы, Хайрам?
— О том, что вас скосила болезнь во цвете лет, в то самое время, когда вы могли бы так много значить для других, а я, старый и бесполезный, здоров и должен жить. Я не ропщу на волю Божью, сэр, — поспешно добавил Биггз, — просто я не могу понять смысла этой загадки.
— Возможно, у меня был шанс, и я упустил его, Биггз.
— Пусть так, сэр, но Бог, в моём понимании, не мстителен. Непременно должно быть другое решение. Я всё-таки буду молиться, чтобы Он забрал меня вместо вас, даже если для этого потребуется чудо.
— То есть вы верите в молитвы, да, Биггз?
— Да, сэр, если молитвы не эгоистичны.
— Такое редко бывает, надо полагать, — ответил Макмастерс, но голос его был задумчив, а не саркастичен.
— Пожалуйста, сэр, молитесь вместе со мной. Бог обязательно поймёт.
— Какая странная просьба, Хайрам. Если плата за мою жизнь — ваша смерть, ни единая молитва не прозвучит из моих уст.
— Но сэр, я старый…
— И всё же, — прервал его Макмастерс, — я буду молиться, и если что-то иное спасёт мне жизнь, я наверстаю всё, что упустил за годы равнодушия и бездействия. Ведь никто, Хайрам, никто не знает, как я жажду приобщиться к Божьему промыслу. Но я всегда посмеивался над исповедями на смертном одре, и теперь у меня кровь стынет в жилах, потому что я не имею права просить…Не имею права просить, — повторил он устало.
— Бог милостив, хозяин. Нужно лишь только верить, сэр, и вера укрепит вас.
— Если бы я жил так же, как жили вы, Биггз, — сказал банкир и, немного помолчав, продолжил. — Но цель благородна, воля моя тверда, и я на пути к Господу. Боже, сжалься надо мной, грешником.
— Надеюсь, ещё не поздно, — сбивчиво проговорил Биггз. — О, если бы Господь призвал меня вместо вас, чтобы вы остались и творили добро, просиявшее в вашем сердце, с какой радостью я откликнулся бы на зов.
Ответом ему был лишь глубокий вздох.
* * *После долгого молчания больной наконец нарушил тишину. Но когда он заговорил, голос его прозвучал так странно и жутко, что слуга бросился к кровати и стал обеспокоенно всматриваться в лихорадочно румяное лицо страдальца.
