Ричард Матесон - Блистательный источник
— «Трущобы: позитивный взгляд»? — Тальберт отмахнулся. — Остались без последствий.
— А сохранилась ли твоя политическая партия, проантиэстеблишментарианцы?
— Исчезла без следа. Развалена реакцией изнутри.
— А что насчет внедрения биметаллической системы?
Тальберт печально улыбнулся.
— В прошлом, дражайший дядюшка. Я тогда прочитал слишком много викторианских романов.
— Кстати, о романах, как поживает твоя литературная критика? «Точка с запятой в творчестве Джейн Остин»? «Горацио Элджер[1]: непонятый сатирик»? Не говоря уже о «Была ли королева Елизавета Шекспиром»?
— «Был ли Шекспир королевой Елизаветой», — поправил его Тальберт. — Нет, дядя, все это ерунда. Мимолетные увлечения и не более того…
— Полагаю, то же самое справедливо сказать и про труд «Обувной рожок: pro et contra»?[2] И еще о тех твоих научных статьях: «Теория относительности на переэкзаменовке» и «Достаточно ли нам эволюции?»
— Мертвы и преданы забвению, — терпеливо пояснил Тальберт. — Те проекты нуждались только в моем кратковременном участии. А теперь я приступаю к более важным исследованиям.
— К выяснению того, кто сочиняет непристойные анекдоты, — уточнил дядя Лиман.
Тальберт кивнул.
— Именно так, — подтвердил он.
Когда дворецкий поставил поднос с завтраком на постель Тальберта, тот спросил:
— Рэдфилд, вы знаете какие-нибудь анекдоты?
Рэдфилд поглядел бесстрастно — небрежная природа позабыла придать живости его лицу.
— Анекдоты, сэр? — переспросил он.
— Ну, вы понимаете, — сказал Альберт. — Шутки.
Рэдфилд замер у постели, словно покойник, гроб которого поставили на попа, а потом унесли.
— Да, сэр, — сказал он добрых тридцать секунд спустя, — однажды в детстве я слышал одну…
— Так-так, — оживился Тальберт.
— Кажется, звучала эта шутка следующим образом, — сказал Рэдфилд. — Когда… э… Когда ваши руки становятся местоимениями?..
— Нет-нет, — перебил Тальберт, качая головой. — Я имею в виду соленые анекдоты.
Брови Рэдфилда удивленно взлетели. Слова бились в горле, словно рыбины, пытаясь вырваться наружу.
— Так вы не знаете ни одного? — разочарованно уточнил Тальберт.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Рэдфилд. — Могу ли я высказать предложение? Насколько мне известно, наш шофер гораздо больше осведомлен по части…
— Вы знаете соленые анекдоты, Харрисон? — спросил Тальберт через переговорное устройство, пока его «роллсройс» катил по Бин-роуд к шоссе номер двадцать семь.
Харрисон на секунду лишился дара речи. Он обернулся на Тальберта. Затем ухмылка тронула его порочный рот.
— Да, сэр, — начал он, — слышали анекдот о парне, который ел луковицу на стриптизе?
Тальберт щелкнул ручкой с четырьмя разноцветными стержнями.
Тальберт стоял в лифте, который поднимался на десятый этаж «Голт-билдинг».
Часовая поездка до Нью-Йорка оказалась в высшей степени плодотворной. И не только потому, что ему удалось записать семь самых непристойных шуток, какие он когдалибо слышал за всю свою жизнь, но он также взял с Харрисона обещание, что тот сводит его в заведения, где можно услышать подобные анекдоты.
Охота началась. МАКС АКС[3] ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО
Так было написано на непрозрачном стекле двери. Тальберт повернул ручку и вошел.
После того как прелестная секретарша сообщила о его визите, она провела его в скудно обставленный кабинет.
На стенах висели лицензия, автомат и фотографии в рамках: фабрика «Сигрэм»[4], бойня в День святого Валентина[5] во всех красках и некий Герберт Дж. Филбрик, который вел тройную жизнь.
Мистер Акс пожал Тальберту руку.
— Чем могу служить? — спросил он.
— Прежде всего, — отвечал Тальберт, — знаете ли вы непристойные анекдоты?
Придя в себя, мистер Акс рассказал Тальберту анекдот про обезьянку и слона.
Тальберт записал его. После чего нанял агента, чтобы тот проследил за людьми, которым звонил дядюшка Лиман, и выяснил какие-нибудь важные подробности.
Покинув агентство, Тальберт принялся ездить с Харрисоном по злачным местам. Анекдот он услышал в первом же заведении, куда они заглянули.
— Заходит как-то карлик в кишке от сосиски… — начинался он.
Это был день жизнерадостных открытий. Тальберт услышал шутку о косоглазом водопроводчике в гареме, анекдот о проповеднике, который выиграл в лотерею угря, о подбитом летчике, горящем в катапульте, и еще о двух девочкахскаутах, которые забыли свое печенье в автоматической прачечной.
Это не считая прочего.
— Мне нужен, — сказал Тальберт, — билет на самолет в один конец до Сан-Франциско и еще забронированный номер в гостинице «Миллард Филлмор»[6].
— Могу я узнать, — спросил дядя Лиман, — зачем?
— Разъезжая сегодня с Харрисоном по городу, — пояснил Тальберт, — я выяснил у одного торговца женским бельем, который был настоящим рогом изобилия по части непристойных анекдотов, что в отеле «Миллард Филлмор» служит некий коридорный, Гарри Шулер. Торговец бельем сказал, что, остановившись в этой гостинице на три дня, он услышал от Шулера больше анекдотов, чем слышал за тридцать девять лет своей жизни.
— И ты летишь туда, чтобы… — начал дядя Лиман.
— Именно. Нужно направляться туда, где след горячее всего.
— Тальберт, зачем ты все это делаешь?
— Я провожу исследование, — ответил Тальберт просто.
— Но чего ради, черт побери! — закричал дядя Лиман.
— Чтобы докопаться до сути, — сказал Тальберт.
Дядя Лиман прикрыл глаза.
— Ты просто копия своей матери, — заявил он.
— Ничего о ней не говори, — предупредил Тальберт. — Она была самой прекрасной женщиной, когда-либо ступавшей по Земле.
— Тогда как вышло, что ее затоптала толпа на похоронах Рудольфо Валентино?[7] — возмущенно вопросил дядя.
— Это всего лишь газетная утка, — сказал Тальберт, — и ты прекрасно это знаешь. Мама просто проходила мимо церкви, направляясь в приют детей беспутных матросов, чтобы отнести сиротам гостинцы — одно из многих ее благотворительных начинаний, — когда по несчастной случайности ее сбила с ног толпа истеричных женщин и в результате она встретила свой кошмарный конец.
Напряженное молчание распирало просторную комнату. Тальберт стоял у окна, глядя на холм рядом с озером Бин, которое его отец вырыл в тысяча девятьсот двадцать третьем году.
— Подумай сам, — произнес он после минутного размышления. — Нация живет на непристойных анекдотах, целый мир на них живет! Причем это одни и те же анекдоты, одни и те же, дядя. Как такое возможно? Как? Каким непостижимым способом анекдоты преодолевают океаны, расходятся по целым континентам? Каким чудом эти анекдоты пересекают горы и долины?