Майкл Гамильтон - Никогда не оглядывайся
— Да, это так. — Гэллоуэй кивнул устало. — Я думаю, мне нечего больше вам сказать.
— Пожалуй, этого достаточно для меня. Сейчас я хочу, чтобы вы взяли этот адрес. Если стуки возобновятся, свяжитесь с мистером Саймоном Мэллори. Я передам ему все подробности вашей ситуации. Он, я уверен, поможет вам больше, чем я.
Гэллоуэй взял визитную карточку, взглянул на нее и сунул в верхний карман.
— Как вы думаете, доктор, со мной что-то не в порядке? Вы что-нибудь можете сказать мне?
— Боюсь, очень мало в данный момент. Вы суеверный человек, мистер Гэллоуэй?
— Не больше, чем другие.
Психиатр посмотрел на него неодобрительно.
— Либо вы суеверны, либо нет. Это же так понятно. Возможно, это имеет отношение к вашему случаю.
— Если вы имеете в виду, иду ли я посредине дороги вместо того, чтобы идти по подземному переходу, то я не делаю этого. Такими дурацкими вещами я не занимаюсь.
Психиатр поджал губы.
— Я понял, вы чувствуете себя сильнее всех этих суеверий. Гм. Я не уверен, но это может быть важно.
Он умолк, опять пометил что-то в блокноте, затем взглянул на пациента.
— Скажите мне, мистер Гэллоуэй, вы верите в призраков, загробную жизнь и всякое такое?
В то же мгновение он заметил страх, исказивший лицо пациента, но это произошло так быстро, что через секунду он уже не был уверен, что видел это.
— Что означает ваш вопрос?
— Только любопытство. А вам это не интересно?
— Да нет. А почему это должно меня интересовать?
— Нет причин, разумеется. Просто попытка заглянуть в неведомое.
В глубине души Келлер был уверен, что Гэллоуэй лжет — по почему?
— Вы боитесь? На самом-то деле вы чем-то до смерти напуганы? Да?
Он внимательно изучал лицо пациента, заметив бурю чувств, промелькнувшую в глазах. Ввалившиеся щеки потемнели, глаза утратили свой блеск, став вдруг безжизненными.
— Конечно, я боюсь. Поэтому я и пришел к вам. Мне нужна помощь, а не лекция, доктор.
— Вы меня не поняли. Мне кажется, что вы не все рассказали. Есть еще что-то, и притом важное, что вы упустили. Теперь вы должны вспомнить все с самого начала. Пока я не узнаю все, не смогу вам ничем помочь. Вы сделаете это, конечно?
— Естественно. Но нет ничего, что вам не было бы уже известно.
— Очень хорошо. Я вам назначу прием на следующей неделе. Но если что-нибудь случится раньше, обратитесь к Саймону Мэллори. Я уверен, он сделает все возможное, чтобы помочь вам.
Он открыл дверь, отошел в сторону и пропустил пациента.
Гэллоуэй на мгновение остановился в нерешительности у выхода и вдруг четко сказал:
— Кстати, специалист по каким болезням этот доктор, ваш друг Саймон Мэллори? Тоже психиатр?
Келлер покачал головой:
— Нет. Он — один из лучших физиков-исследователей в стране.
— Вы думаете, что это физическое явление?
Тот уклончиво пожал плечами.
— Возможно. В данный момент трудно сказать. Но все-таки я думаю, вы должны встретиться с ним, если произойдет что-то необычное.
— Хорошо, если вы думаете, что это может помочь. О Боже, доктор, я в таком положении, что готов на все.
Улица снаружи была длинной, пустой и заброшенной. Лист бумаги, похожий на белый призрак, шуршал вдоль тротуара на противоположной стороне.
Гэллоуэй быстро пошел, торопясь, часто оглядываясь через плечо.
Ему казалось, что за ним следят чьи-то глаза, кто-то, кого он чувствовал, но не видел, шел за ним следом. Он бросил взгляд на светящийся циферблат своих часов. Было почти одиннадцать. Темнота сгущалась, и улицы были неестественно тихими и пустынными. Он на мгновение остановился в конце длинной аллеи и вгляделся в темноту, сдерживая дыхание, чутко вслушиваясь, как будто ожидая услышать крадущиеся шаги за спиной. Когда напряжение достигло высшей точки, он резко повернул голову и полный предчувствия посмотрел назад. Но там ничего не было, только пустая тьма, беззвучно смеявшаяся над ним.
Внезапно он почувствовал еще что-то — невидимое, но легко ощущаемое, от чего охватывал озноб и поднимались короткие волосы на затылке, как на загривке перепуганного пса.
Страх.
Он подкрался из черных теней, окружив, заключив в кольцо, нахлынув черной слепой волной. Гэллоуэй с усилием подавил нервное напряжение, которое охватило тело. Если бы он только мог противостоять темноте, страшным, навязчивым мыслям, таящимся в глубине сознания, прогнать их, забыть совсем.
Но он так долго жил с ними, что они стали частью его самого, и он вынужден был с этим мириться. Так продолжалось до сегодняшнего дня. Но теперь терпению его пришел конец. Он набрался мужества и пошел к психиатру, чтобы попросить его о помощи.
Келлер все равно не смог бы сделать для него больше того, что сделал, — и если бы он рассказал ему о Сибрайте, то это бы только усложнило дело, если не сказать хуже.
Но он должен рассказать о нем кому угодно. И немедленно!
Он снова ощутил волнение, легкая дрожь в ногах вернулась. Позабыв о темноте и призраках, таящихся в тени, он почувствовал бы себя легче. Но как ни старался, он не мог изгнать злых духов из своего сознания. Ужасная судорога свела мышцы живота, скрутив их узлом, заставляя сердце биться в бешеном ритме.
Взяв себя в руки, он глубоко вздохнул и медленно пошел вперед. Вдруг ему показалось, что он слышит жуткий, нечеловеческий смех за спиной. Он еле сдержался, чтобы не оглянуться, потому что знал: именно этого хочет Сибрайт. Посмотреть назад — значит опять увидеть искаженное агонией лицо и насмешку в темных глазах, уже полных смерти.
«Будь ты проклят! — подумал он взбешенно, — Я не оглянусь. Я знаю, ты здесь, Ральф, но сегодня этот номер не пройдет! Ты хорошо заперт там, откуда ты больше не сможешь мне помешать. Я положу конец твоим циничным выходкам. Может быть, раньше это было несчастьем, но сегодня ты не запугаешь меня своими угрозами».
Он осторожно обошел красный почтовый ящик на углу улицы, споткнулся и инстинктивно прыгнул, громко проклиная паршивую уличную кошку, выскочившую из кустов перед домом, перебежавшую дорогу и исчезнувшую в темноте. Он на ходу отругал себя за то, что так распустился, и пошел дальше. Страх вернулся опять, ожив в груди. Если бы он только мог забыть искаженное лицо Сибрайта, который постоянно жил в его сознании, подстерегая в слепой темноте смерти, выжидая удобного случая, готовый протянуть руку и коснуться его плеча. Да еще этот проклятый стук в стену!
Следующие три квартала нужно было пройти в полной темноте. Гэллоуэй вздохнул, почувствовав, как холодный пот ручейками сбегает по телу. Он дышал с трудом, пересекая пустынную улицу; глаза насторожились, нервы были натянуты и возбуждены до предела и, казалось, готовы были лопнуть. В голове раздавался стук, гулом отдававшийся в висках.
