Майкл Лайблинг - Терракотовый мальчик
- В четырнадцать обнаруживаешь, что много о чем никогда не слышал.
- Точно знаешь? - выпалил он, тут же пожалев, что произнес это вслух.
- Да, - отрезала она тоном, означающим прекращение дискуссии. - И если ты такой умный, как тебе кажется, лучше помолчи, прежде чем скажешь что-нибудь, о чем потом по-настоящему пожалеешь.
Что, в самом деле, этот Рей Гудкинд о себе воображает? Болван! И почему она этого не замечает?
Там, где конкуренты гибли, оттесненные в сторону, их постройки зарастали кустарником и уходили под воду, «Курорт Гудкинда» умудрялся выживать. Истинно фольклорное собрание жизнерадостно раскрашенных фронтонов, водосточных труб и покосившихся ставен. Коллективное детище дюжины несостоявшихся архитектурных школ. Все виды крылечек и экзотических карнизов.
В главном корпусе, на стене напротив конторки администратора, висела красочная хроника. От основания в 21-м году до момента перехода отеля к Рею, «последовавшего за трагической смертью мистера Леонарда Гудкинда». Фотографии трех больших пожаров: август 33-го, июль 44-го и октябрь 68-го. Портреты надутых от гордости мужчин на фоне пойманных ими рыбин.
Перестроен. Заново профинансирован. Отремонтирован. Столько всего, что последняя инкарнация отеля Гудкиндов привела Рея и его «достойные восхищения уловители дыма и противопожарные системы» на обложку ежемесячника «Курортный менеджмент». ГУДКИНД - ВУНДЕРКИНД ОТЕЛЬНОГО БИЗНЕСА, трубил о нем августовский номер. Такой номер лежал у матери Орри на туалетном столике. Для Орри это была первая зацепка.
- И когда ты это прочитала? - спросил он.
- Тогда, когда парень с обложки дал мне это в больнице.
- Ты знакома с этим вундеркиндом? Правда?
- Угу. Он был моим пациентом.
- И что с ним случилось?
- Аллергическая реакция.
- На что?
- На арахис.
- Арахис?
- Угу. Чуть не умер. Он был в очень тяжелом состоянии, когда его привезли.
- А теперь?
- Поправился. Кстати, у тебя будет возможность познакомиться с ним. Он скоро придет в гости.
- В гости? К кому?
- Ко мне… - ответила она, тут же неуверенно исправившись: - К нам.
После чего Орри убедился, ежемесячник «Курортный менеджмент» лежит на туалетном столике лицом вниз.
Чем упорнее Рей старался завоевать его, тем меньше Орри хотел оказаться завоеванным.
- Считай себя постояльцем, Орсон, - сказал он, бедра развязно покачиваются, от него исходит запах лосося, которого подавали на обед. - Курорт в твоем распоряжении. До тех пор, пока ты подчиняешься правилам, конечно.
- Орри. Я же сказал, я Орри. Никто не называет меня Орсоном. - Он подошел поближе к стойке с велосипедами, делая вид, будто его заинтересовал старенький синий «Schwinn».
- Я знаю. Но, помяни мои слова, когда ты подрастешь, тебе захочется чего-нибудь более солидного. - Главная беда Рея заключается в том, что он знал все. Даже то, чего не знал.
- Так почему же вы не называете себя Реймондом?
Гудкинд захихикал, но веселье зависло в воздухе.
- Что ж, тут ты меня подловил, правда, меня зовут Рейборн, сынок.
- Я вам не сынок.
- Я не это имел в виду. Ты же понимаешь. - Он примиряюще протянул костлявую ладонь. Ну, Орс? Мир?
Орс? Чушь! Что-то новенькое. Орри выкатил велосипед.
- Мне пора.
Рей убрал руку в карман.
- Полагаю, к парикмахеру? Ты несколько зарос. Орри сделал вид, что не слышит.
- Я не придаю значения твоим словам, сынок, мы станем с тобой друзьями. Вот увидишь.
Орри вышел на протоптанную дорожку и забрался в седло, пробормотав:
- А орешков арахисовых не хочешь?
И не оглядываясь, закрутил педали по направлению к мини-гольфу «Форт Бампоу».
За третью лунку давали пять очков. «КОШМАР ВИГВАМА ТИКОНДЕРОГА». Если попасть точно в центр, из крыши вигвама пойдет дым, почти наверняка удар в одно касание. Но стоит смазать чуть вправо или влево, и мяч погибнет на гравиевом «рафе».
Орри ударил. Мячик стукнулся о стенку вигвама и отрикошетил к его ногам.
За спиной кто-то захихикал, но он не обернулся. Играть самому с собой и без того нелегко.
Он снова ударил. Мячик покатился вверх по наклонной плоскости, обессилел на полпути и безжизненно скатился обратно.
Хихиканье стало громче. Но он отказывался замечать его.
Еще попытка. Мячик отпрыгнул влево, с грохотом упал в лунку, прокатился через вигвам и оказался на «рафе».
- Ясно, почему ты играешь один. Иначе позора не оберешься! Он развернулся к своим мучителям, зная, что это они, те девчонки, которых он видел в первый день. Расплывшийся гном в дурацких очках и с огромными зубами. Вблизи даже хуже. И длинноногая, симпатичная девчонка. Вблизи даже лучше.
- Ты отвратительно играешь, - заявила гномиха с явным презрением, словно ее мнение должно было стать для него откровением. Говорит пискляво и в нос. Кастрат с сенным насморком. Он не смог определить ее возраст. Может, двенадцать, может, двадцать, может, бог знает сколько.
Он огрызнулся, используя запал, оставшийся после беседы с Реем:
- Подумаешь! Я же в первый раз, дай мне время. А ты сама-то чего так задаешься?
- А вот чего! - фыркнула она, мяч подкатился к метке.
- Покажи-ка ему, Кит! - воскликнула блондинка. Кит ему показала.
Из крыши вигвама повалил дым.
- Обычно это удар в одно касание, - заявила она, закатывая мяч в лунку. - Но сегодня, кажется, не мой день.
- Ладно, я сражен, - заявил он, изо всех сил стараясь не ощущать себя сраженным. Он подошел к четвертой лунке. «ОХОТНИК НА ОЛЕНЕЙ». Понадеялся, что гном поймет намек и отвяжется.
- Не бери в голову, - с улыбкой посоветовала блондинка. Орри передернул плечами, сомневаясь, искренне ли ее сочувствие. Он опустился на колени, от зелени рябило в глазах.
- «Фортом Бампоу» владеет отец Кит. Она часто играет. С прошлого вечера это уже одиннадцатый круг.
- Двенадцатый, Тесс, - поправила Кит. Широкая ухмылка во всю физиономию, верхняя губа едва не касается носа. И прямо в лоб: - Так когда умер твой отец?
Он застыл.
- А? Что? - По спине мурашки, в животе спазм. Кит раздраженно повторила, повысив голос:
- Вопрос несложный. Когда умер твой отец? Он кашлянул, ответил, выделяя каждое слово:
- Откуда ты знаешь про моего отца?
- Потому что у тебя такой вид, словно твой отец умер, - пояснила она.
Теперь писклявым голосом говорил он:
- Что ты хочешь этим сказать?
Никто ни разу не говорил об этом так грубо и прямо. Скончался. Почил. Ушел. На небесах. Переселился в мир иной. Покинул нас. Пусть даже «протянул ноги». Но ни разу - «умер». Никогда.
- Да ничего не хочу. Только то, что сказала! Он медленно поднялся, соображая.