Роальд Дал - Свиньи
Так, на тринадцатый день своей жизни маленький Лексингтон покинул Нью-Йорк и отправился в путешествие на юг, чтобы жить со своей двоюродной бабкой Глосспэн в штате Вирджиния.
3.
К моменту начала опеки над Лексингтоном тетушке Глосспэн было под семьдесят, однако, глядя на нее, вы ни на миг не подумали бы об этом. Для женщины своего возраста она была весьма бойкой, с маленьким, морщинистым, но все еще довольно красивым лицом и очаровательными карими глазами, поблескивавшими на вас сильнейшим образом. Она осталась старой девой, хотя и этого никак нельзя было предположить по ее виду, ибо ничего такого стародевичьего в тетушке Глосспэн не было и в помине. Она не ворчала, не хмурилась и не раздражалась; у нее не росли усы; она ни капельки не завидовала и не ревновала к другим людям, что уже само по себе было крайне удивительно для старой девы или девственницы, хотя никто не мог, естественно, определить наверняка, подпадала ли тетушка Глосспэн под какую-нибудь из этих категорий.
Но она была довольно чудаковатая старушка, в этом не оставалось никаких сомнений. Все последние тридцать лет она вела странную уединенную жизнь в крошечном коттедже высоко на холмах Блю-Ридж Маунтанз, откуда до ближайшей деревушки насчитывалось несколько миль. У нее было пять акров пастбища, огород, где она выращивала овощи, сад с цветами, три коровы, дюжина кур и прелестный петушок.
А теперь у нее ко всему прочему прибавился маленький Лексингтон.
Она придерживалась строго вегетарианского образа жизни и считала потребление животной пищи не только нездоровым и отвратным, но и ужасно жестоким действом. Она жила исключительно на милой и чистой пище — молоко, масло, яйца, сыр, овощи, орехи, коренья и фрукты — и радовалась, что по ее вине не было загублено ни одно живое существо, даже креветки. Однажды, когда ее коричневая курочка сдохла в самом расцвете сил от непроходимости яйцепрохода, тетушка Глосспэн настолько опечалилась, что чуть было не бросила питаться яйцами.
Она не имела ни малейшего представления о том, как надо ухаживать за младенцами, впрочем, это ее нисколько не волновало. На вокзале в Нью-Йорке в ожидании поезда, который должен был отвезти ее и Лексингтона назад в Вирджинию, она купила шесть бутылочек для детского питания, две дюжины пеленок, коробку английских булавок, молока на дорогу и небольшую книжицу в мягкой обложке под названием «Уход за новорожденным». Чего желать большего? Когда поезд тронулся, она дала младенцу немного молока, по-своему перепеленала его и уложила на полку поспать. После этого от корки до корки прочла «Уход за новорожденными».
— Ничего мудреного в этом нет, — проговорила она, вышвыривая книжку в окно. — Абсолютно ничего.
И, как ни странно, так оно и оказалось на самом деле. По возвращении дела у нее пошли как нельзя лучше. Маленький Лексингтон пил свое молоко, срыгивал, кричал и спал в точности так же, как это должен проделывать нормальный ребенок, и тетушка Глосспэн поистине расцветала всякий раз, когда глядела на него, и целыми днями покрывала его тельце поцелуями.
4.
К шести годам молодой Лексингтон превратился в прелестного мальчика с длинными золотистыми волосами и темно-голубыми, васильковыми глазами. Он был веселый, игривый и уже начинал помогать тетушке в разных домашних делах вроде сбора куриных яиц, вращения рукоятки маслобойки, выкапывания картошки в огороде или поиска на гористых склонах диких кореньев. Скоро, думала тетушка Глосспэн, перед ней всерьез встанет проблема его обучения.
Однако она даже мыслить не могла о том, чтобы отправить мальчика в школу. Она настолько сильно уже любила его, что разлука даже на некоторое время попросту свела бы ее в могилу. Внизу в долине, конечно же, была деревенская школа, но в уж очень некрасивом месте располагалась, и она знала: стоит отправить мальчика туда, как в первый же день его начнут заставлять есть мясо.
— Знаешь что, мой дорогой, — проговорила она как-то раз, когда он сидел на кухне, наблюдая, как она делает сыр. — Мне непонятно, почему я сама не могу давать тебе уроки.
Мальчик поднял на нее большие голубые глаза и одарил нежной, доверчивой улыбкой. «Это было бы чудесно», — промолвил он.
— И первым делом я научу тебя готовить еду.
— Думаю, тетушка Глосспэн, мне это понравится.
— Понравится или нет, но некоторое время этому придется поучиться, — сказала она. — У вегетарианцев, вроде нас, выбор продуктов не столь велик, как у остальных людей, а потому нам приходится особенно умело обращаться с ними.
— Тетушка Глосспэн, — спросил мальчик, — а что едят обычные люди из того, чего мы не едим?
— Животных, — ответила она, с видимым отвращением подергивая головой.
— Ты хочешь сказать, живых животных?
— Нет. Мертвых.
Мальчик ненадолго задумался.
— Ты хочешь сказать, когда они умирают, люди не хоронят их, а поедают?
— Они не дожидаются, когда животные умрут, радость моя. Они их убивают.
— А как они их убивают, тетушка Глосспэн?
— Обычно они перерезают им горло ножом.
— А какие это животные?
— Обычно коровы и свиньи, овцы тоже.
— Коровы! — воскликнул мальчик. — Ты хочешь сказать, вроде наших Маргаритки, Снежинки и Лилии?
— Именно, мой дорогой.
— А как они их едят?
— Режут на куски и потом их готовят. Больше всего им нравится, когда мясо красное, кровавое и прилипает к костям. Они любят есть куски говяжьего мяса, из которого сочится кровь.
— И свиней тоже?
— Они обожают свиней.
— Куски окровавленного свиного мяса, — проговорил мальчик. — Представляю себе. А что еще они едят, тетушка Глосспэн?
— Цыплят.
— Цыплят!
— Целыми миллионами.
— Прямо с перьями?
— Нет, дорогой, не с перьями. А теперь сбегай-ка и принеси тетушке Глосспэн пучок лука.
Вскоре после этого они и начали свои уроки, которые включали в себя чтение, правописание, географию, арифметику и кулинарию, причем последний предмет пользовался особой популярностью как у учительницы, так и у ученика. И в самом деле, очень скоро стало ясно, что в данной области молодой Лексингтон обладает поистине незаурядными способностями. Он был прирожденным поваром, работал сообразительно и расторопно. Со сковородами обращался как жонглер и мог нарезать картофелину на двадцать тончайших кусочков быстрее, чем тетушка успела бы ее очистить. У него обнаружился необычайно тонкий вкус: мог взять на пробу крепкий луковый суп и мгновенно определить присутствие в нем крохотного листика шалфея. Тетушка Глосспэн не без некоторого изумления обнаружила все эти таланты в столь юном существе и, по правде говоря, она толком не могла даже решить, как ей следует поступить в этой связи. Тем не менее, однако, она, конечно же, испытывала неподдельную гордость и предрекала мальчику блестящее будущее.
