Анна Романова - Моя няня
Надо же, – хмыкнула она про себя. – Оказывается, не всё потеряно. Молодое поколение не
отвергает хороших вещей. Впрочем…
Хорошие вещи – понятие очень широкое. Кому нравится слушать Магомаева, а кому лучше
Роллинг Стоунз и Скорпионз. Или Сплин с Ночными снайперами. Выбор огромный, бери что
хочешь. Единственное, что от Виолетты было так же далеко, как Нептун от Земли, так это
современная популярная музыка. С экранов телевизоров её подавали в неограниченных
количествах, однако Виолетта предпочитала такие вещи для себя исключать.
– Да я же говорю тебе, – звонко произнесла девица, – вчера мне Ленка рассказала. На сайте
вычитала. Ну да! Представляешь, что творится уже! Ты только своей старшей не вздумай сказать.
Ей-то страшилки такие слушать нельзя. Ещё дома рожать надумает.
Виолетта повела плечами, чтобы не занемели в такой позе. Оказалось, сидеть не так уж и удобно.
Она открыла глаза и осмотрелась. Напротив сидели мальчишки-подростки, чуть поодаль – молодая
мать с ребёнком лет шести, хмурый старик неодобрительно поглядывал на говорившую по
телефону девушку. Её голосок был слышен в каждом уголке вагона. Виолетта ничего не имела
против разговоров в общественных местах, но считала, что можно говорить и потише. Не
обязательно, чтобы все вокруг знали о твоих проблемах. Девица проронила неприличное слово,
пожилая дама брезгливо поджала губы и бросила на Виолетту взгляд, мол, видите, чему их учат в
школах? Виолетту это не особо волновало. Замолчала бы, и то хорошо.
– Ненормальная она у тебя, – буркнула девица в трубку. – Говорю же, лучше не давать ей поводов
нервничать. Да ещё и Вадька её козёл. Может, не бросил бы – иначе всё повернулось, а так…
Виолетта невольно усмехнулась, бездумно глядя на пакет с обувью. Ситуации везде одинаковые,
про своего Игоря она думала точно так же.
– Ну и как знаешь! – вдруг рявкнула в трубку девица и раздражённо нажала на «отбой».
Она вдруг посмотрела на Виолетту. В серых глазах, щедро накрашенных тушью и тенями, почему-
то появилось странное выражение, словно она искала поддержки.
– Вот скажите, – её голос прозвучал неожиданно тихо и глухо, будто доносился откуда-то издалека.
Виолетту поразила такая перемена: тут чуть ли не кричала, а тут – раз! – совсем другой человек.
Пожилая женщина даже чуть подалась вперёд, чтобы послушать, что скажет девица. Но та,
кажется, ничего не видела вокруг.
– Если детей воруют прямо в роддоме, то можно ли кому-то верить? Но ведь если сказать матери,
то ничего хорошего же не будет, так?
Старик снова уткнулся в газету, молодая мать недоверчиво поглядела на неё, но крепче прижала к
себе ребёнка – неосознанно, порывисто, будто пытаясь защитить.
Пожилая женщина покачала головой и цокнула языком.
– Да, детонька, сейчас творится страшное. А что уж что потом делают с ними – один Бог знает.
Ведь и на органы могут продавать, и в рабство.
Виолетта поморщилась: соседка слева оказалась сплетницей, которая красит всё в чёрные тона.
Всё плохо, будет ещё хуже. От таких людей не скрыться, но жаль, что выходить не прямо сейчас,
поэтому придётся слушать.
– Я не знаю, – медленно произнесла девица, – только ничего хорошего – это точно. – Она снова
посмотрела на Виолетту, словно недовольная тем, что не услышала от неё ни слова. – Вот вы бы
что сделали, если б узнали о таком, а ваша подруга должна была бы рожать?
Виолетту озадачила такая постановка вопроса. Хотя бы потому, что в её окружении никто рожать
не собирался. Разве что Каталинская могла бы. Но та была из рода таких дам, что дала бы
прикурить самому Джеку Потрошителю, вздумай он покуситься на её ребёнка.
– Зарезала бы вора, – сухо сказала Виолетта.
Пожилая женщина еле слышно охнула и даже забыла, что хотела что-то сказать. Девица чуть
рассеяно похлопала ресницами и уткнулась в свой мобильный, будто там резко возникло что-то
очень важное.
Старик неодобрительно посмотрел на Виолетту и покачал головой, мать с ребёнком сделала вид,
что ничего не слышала. Сама Виолетта понимала, что ответ оказался резким, но, тем не менее,
была довольна, что все вмиг замолчали, перестав приставать с дурацкими разговорами.
Вагон плавно остановился, с тихим шипением открылись двери. Виолетта встала и покинула его,
радуясь, что скоро будет дома.
Глава 2. Вечер
Вечер тянулся: медленно, душно, не желая уступать место ночи. Виолетта сидела на балконе и
молча смотрела на заходившее солнце. Тонкая сигарета в длинных пальцах тлела, выпуская сизый
дымок. Во рту растеклась горечь табака с привкусом вишни. Мать всегда говорила, что курить
такие сигареты могут только интеллектуалы, непризнанные гении и извращенцы. Виолетта не
относила себя ни к одной из этих категорий, однако мать периодически приписывала ей их все
сразу.
– Ты могла бы быть учёным, – глухой голос матери, кажется, отталкивается от серых стен
квартиры, дрожит, миг – и рассеется пылью. – Сколько собрала красных дипломов? Один, два? У
тебя золотая медаль лежит в коробочке. Зачем?
Каждый разговор с ней – очередное напоминание, что из блестящего талантливого ребёнка ничего
не вышло. Ничего – это экономист, это цифры в глазах, это прокуренный голос, деньги каждый
месяц, часть которых получает мать, и безразличие ко всем выговорам.
В гости к родителям Виолетта старалась ходить нечасто. Собственные недостатки не казались
столь удручающе огромными, когда глухой голос вновь начинал повторять:
– Ты бы могла… Ты же раньше… Почему же не сейчас?
Вопрос стекает расплавленным железом. После не остаётся ни мыслей, ни желаний – только пепел
и пыль. Так бывает в местах, где века назад прошёл поток раскалённой лавы. В местах, где больше
ничего не будет.
Сигарета догорела, кончики пальцев обожгло. Виолетта поморщилась, потянулась за пачкой и
достала новую. Налетел прохладный ветерок, шевеля каштановые волосы. Виолетта сделала
глубокий вдох, только надышаться всё равно не вышло. Прохладный ветер, но какой…
неправильный. Духота смеялась над людьми, ветер ничего не мог с ней поделать.
Щёлкнуло колёсико зажигалки, табачная горечь снова полилась вишнёвой горячей струёй в горло.
Внизу слышался скрип ржавых качелей, ещё из тех, что поставили несколько лет назад.
Металлический столб, еле крутящееся колесо на его вершине и две мощные цепи, прикреплённые
к нему. На свободных концах цепей – узкие доски. Дети садятся на последние, доисторические
качели начинали крутиться, хрипя от старости. Внизу вдруг звонко закричал ребёнок. Тут же
