Андрей Дашков - «Жилец»
У некоторых жрецов «чистой науки» при мысли о «свинке» захватывало дух.
* * *Славик Рыбкин работал в седьмом отделении санитаром. Это был ничем не примечательный малый, если не принимать в расчет его нездоровую склонность к порнографии.
Гипертрофированные, должным образом подсвеченные и отретушированные женские прелести потрясли его воображение еще в начальной школе. Но он не стал вульгарным дрочилой. Наоборот, со временем Рыбкин превратился в настоящего эстета от порно. Он открыл, например, что ногти на пальцах мастурбирующей женщины, покрытые красным лаком, могут выглядеть как капли крови на бархатных лепестках; ягодицы – как песчаные дюны, освещеные закатным солнцем; а грудь – как нежный тропический плод, покрытый золотистым пушком.
Изредка у него случался секс с «реальными» бабенками, и всякий раз Славик поражался тому, насколько далеки они были от идеала. Он замечал малейшие изъяны в их внешности. Ему достаточно было увидеть пластырь на растертой пятке, мохнатую родинку на щеке, прыщ на шее или почуять запах пота, чтобы желание тут же трансформировалось в брезгливую холодность. А от обкусанных ногтей Рыбкину вообще хотелось блевать.
Надо отдать ему должное, он не сразу утвердился в поклонении недостижимому целлулоидному совершенству. Перепробовав дамочек из своего окружения, Рыбкин добрался до самых ухоженных, но при ближайшем рассмотрении и эти оказались не без дефектов. Тогда он решил рискнуть, поистратиться и обратился к услугам по-настоящему дорогих проституток. Результат оказался разочаровывающим. Везде Славик видел не одно, так другое: сыпь в паху, пломбированные зубы, черные точки на месте выбритых волос, шрамики или просто чересчур мясистые пальцы. Этому парню было трудно угодить.
Окончательно добило его курортное приключение в Судаке. Сняв на пляже столичную штучку, он обработал ее в ресторане и, доведя до нужной кондиции, повез в мотель.
Была волшебная крымская ночь. Южный ветер шумел в кипарисах. Звезды мерцали, переговариваясь с поэтами азбукой Морзе. В специально подготовленном Рыбкиным номере пахло свежими яблоками…
У «штучки» был прекрасный ровный загар, поэтому ее тело от шеи до кончиков пальцев на ногах казалось Славику сладким коричневым леденцом. Он и начал облизывать его с вожделением, которого не испытывал достаточно давно…
Все шло чудесно до той минуты, когда Рыбкин добрался до лифчика. Освободив «леденец» от этой упаковки, Славик взвыл и выскочил из номера, едва успев натянуть брюки. Много ночей подряд его преследовало одно и то же кошмарное видение: ложбинка между очаровательных, налитых и загорелых женских грудей, заросшая черными курчавыми волосами…
Сам Рыбкин тоже был далеко не мраморный Аполлон, поэтому он возненавидел и собственное тело. У него появился своеобразный комплекс неполноценности. Это углубило психологическую травму и вызвало интересный синдром замещения. Женщины перестали его удовлетворять. Ему было хорошо с собой и своими фантазиями, когда он изучал бесконечно соблазнительные тела по журналам и порнофильмам.
В общем, болезнь приобрела хронический характер. Рыбкин ни о чем не переживал. Он считал это легким, незаметным для окружающих и безобидным отклонением от нормы, которое никак не отразилось на его профессиональных качествах. В больнице он был на хорошем счету. Начальство отзывалось о нем как о добросовестном, физически сильном, душевно устойчивом и морально здоровом работнике, что позволило ему со временем заключить новый контракт и получить доступ в седьмое отделение.
Он попал в эту секретную тюрягу для психов, откуда они отправлялись в последний путь (иногда довольно мучительный), когда уже обозначился конец процветанию. Рыбкин пользовался благами, вкушал от спецкормушки, но совсем недолго. Потом наступила эпоха разоружения, разразился экономический кризис, за ним последовала глубочайшая депрессия. Все военные программы были свернуты; уникальное оборудование законсервировано или распродано с аукционов; снабжение и финансовые вливания прекратились. Численность персонала седьмого отделения уменьшилась на две трети. «Клиентура» также понесла невосполнимые потери – особенно после отмены в стране смертной казни. В результате из сорока «перманентных» в отделении осталось всего шестеро. Среди них – знаменитая в узких кругах «морская свинка».
Сокращение младшего медицинского персонала означало расширение обязанностей дежурного санитара. В частности, теперь один раз в шесть часов ему приходилось иметь дело со «свинкой». Точнее, с продуктами ее вялой жизнедеятельности.
И Славик Рыбкин возненавидел свою работу.
* * *Рыбкину предстояло скучнейшее двенадцатичасовое дежурство, и вряд ли развеять его депрессию могли свежие номера «Плейбоя», «Ню-альтернативы» и «ТВ-секса», лежавшие в шкафчике номер семь в мужской раздевалке.
Он приехал на несколько минут раньше и поболтал с охранниками о футболе. Они сошлись на том, что в этом году киевское «Динамо» должно взять Кубок «Тойоты». Затем Рыбкин прошел к служебному лифту и нажал не самую заметную кнопку с надписью «подвал». Спустившись на двенадцать метров вниз, он прошел через предварительный фильтр и подвергся трехступенчатой идентификации (голос, отпечатки пальцев, радужная оболочка глаза). С точки зрения Славика, это был абсолютно никчемный пережиток шпиономании, отнимавший время и электроэнергию. Зато минуло уже полгода, как уволили Юлика, служившего во внутренней охране и долгое время бывшего постоянным партнером Рыбкина по деберцу.
Лишь после того как неумолимый электронный жлоб открыл перед ним стальные двери седьмого отделения, его дежурство началось официально. Он машинально посмотрел на свои противоударные водонепроницаемые часы. Было 20.01. Колян, которого он сменил, уже переоделся и приплясывал от нетерпения:
– Давай быстрее, братан, у меня сегодня пьянка.
– По поводу?
– Можешь поздравить. Жена второго родила.
– А-а, – кисло сказал Рыбкин. – С тебя пузырек.
– Святое дело! Послезавтра свободен?
– Да. Все тихо?
– Как на кладбище. Правда, Бобо утром чуть пошумел, руки себе покусал.
«Бобо» – это была кличка добродушного толстяка из палаты номер три, похожего на Деда Мороза (одиннадцать убийств с последующим расчленением трупов. Цель – совершение магических действий. Самое смешное, что результат «магических действий» был налицо. Во всяком случае, во время следствия на
Бобо пытались повесить еще двенадцать жертв, которых он, по-видимому, прикончил НА РАССТОЯНИИ, не выходя из своего вонючего деревенского дома…
