Анатолий Гончар - Оборотень
— Пошла прочь, старая ведьма! — прорычал он сквозь сомкнутые зубы. Старуха вздрогнула, но полу не выпустила. Вместо этого она быстро схватила его ладонь своими заскорузлыми пальцами и, закрыв глаза, что-то забормотала на непонятном языке. Язык звучал гортанно и совсем не был похож на цыганский. Вольдемар Кириллович вздрогнул и наотмашь ударил старую цыганку по лицу. Удар получился хлёстким и неожиданно сильным. Цыганка, выпустив ладонь, упала на каменную мостовую. Довольно крякнув, Вольдемар Кириллович остановился и окинул взглядом лежащую у ног старуху. Та лежала, словно оцепенев, глаза были закрыты, лишь губы едва заметно шевелились, но Вольдемар Кириллович на удивление четко слышал всё произносимое цыганкой. Её мысли словно бы сами попадали в его голову.
— Барин, я могла бы наказать тебя своим цыганским проклятьем, но ты уже наказан. Ужас последует за тобой, куда бы ты ни поехал, куда бы ты не пошёл. Ты и умрёшь от ужаса. Я бы могла помочь тебе спастись, но ты отверг помощь и рассердил меня. Так пусть твоя судьба будет твоей судьбою, мне ни к чему менять её. Имя твоему ужасу Людвиг. Оборотень вернётся, вернётся за тобой. Цыганка перестала бормотать и открыла глаза. Заглянув в них, Вольдемар Кириллович вздрогнул. В глазах цыганки стоял страх, но страх не за себя, а за стоящего перед ней барина. Тело Вольдемара Кирилловича покрылось маленькими бусинками холодного пота и он, развернувшись, побежал прочь, стараясь поскорее оказаться подальше от этих проклятых глаз старухи.
— Чертовы цыгане, только и знают что танцевать, петь и портить людям кровь своими предсказаниями! — Вольдемар Кириллович откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. В тот же миг перед ним возникло лицо старухи с выпученными на него зенками. Вздрогнув, он распахнул глаза, но лицо цыганки ещё некоторое время туманило его взор. Будучи человеком образованным, Вольдемар Кириллович никогда не верил в пророчества цыган и, считая их шарлатанами, тем не менее, отдавал должное их знанию психологии людей, умению найти в каждом струнку, способную разбередить душу. Но он и представить себе не мог, что слова старой цыганки могут так сильно подействовать на него самого.
— Откуда она могла узнать про прадеда Людвига? Наверное, заранее наметила меня в жертвы и порасспросила у дворни. — Он на минуту задумался, пытаясь вспомнить, что знает о своём предке. Странно, но оказалось, что почти ничего. Он вспомнил своё детство. Даже имя прадеда почему-то произносили шёпотом и, как оказалось, все его сведения о прадеде Людвиге умещались в несколько фраз, подслушанных из разговоров взрослых. Оборотень. Вольдемар Кириллович не помнил, чтобы кто-нибудь произносил это слово, но сейчас с особой четкостью ему показалось, что все разговоры и все его воспоминания о прадеде Людвиге слились в одно слово — оборотень.
— Ведьма, настоящая ведьма! — он перекрестился, думая о цыганке и, тяжело вздохнув, нервно забарабанил пальцами по кожаному покрытию сиденья. — Ничего, я сумею побороть её внушение, мы еще посмотрим кто кого! Попадись ты мне еще хоть раз, старая колдунья, я научу тебя почтению, ты еще пожалеешь о своих словах! Карета медленно въехала на территорию усадьбы, и как не подбадривал себя Вольдемар Кириллович сценами расправы над цыганкой, на душе всё равно было тревожно.
Сейчас граф отчётливо представил цыганку с застывшим в её глазах страхом. Оборотень, оборотень, оборотень, — это слово, будто попавшая в силки птичка, билось в его мозгу, гоня по телу удушливые волны страха. Стараясь прогнать от себя это наваждение, он схватил со стены пистолет и разрядил его в стоявшее в трёх шагах чучело большого медведя. Грохот выстрелов разлетелся по комнате и больно ударил по ушам, но наваждение не исчезло, а с новой удесятерённой силой впилось в его сознание.
— Боже мой! — в ужасе подумал граф, удивляясь тому, как легко исчезло его неверие в подобные вещи. — Неужели проклятая цыганка наслала сумасшествие? Или же… Нет, это полный бред, я просто схожу с ума, это были волки, самые обыкновенные волки. Но не всё потеряно, ещё не поздно остановиться на краю пропасти безумия, просто надо взять себя в руки.
Он попробовал перемножить две двузначные цифры, проверяя свою способность мыслить. Умножение далось на удивление легко и просто, менее чем через минуту на поверхность сознания как бы сам собой выплыл ответ.
— Уф! — облегчённо выдохнул граф и, забыв о манерах, смахнул ладонью выступивший на лбу пот. Тут он обратил внимание на пистолет, который все ещё держал в руке. Немного подумав, размахнулся и запустил его через весь зал в стоящее в углу зеркало. Дзинь — посыпались на пол серебристые осколки. Вслед за ними тяжело шмякнулся графский револьвер и тут же покрылся слоем продолжавших падать кусочков стекла. Вольдемар Кириллович довольно крякнул и, приподняв руку, прошёлся пятернёй по и без того всклоченным волосам. Уверившись в том, что ему удастся преодолеть проклятие цыганки, он начал строить планы облавы.
— Покончить с волками раз и навсегда, раз и навсегда! — без устали повторял он, вышагивая по комнате. Мысли про оборотня сами собой исчезли. Сейчас лишь одно вызывало беспокойство его разгорячённого сознания — отсутствие волчьих следов на месте расправы над гнедым скакуном.
Граф оглядел собравшуюся дворню и, оставшись довольным их преданно — покорным видом, спросил: — Кто-нибудь из вас видел сегодня волков?
Ответом на его вопрос послужила томительная тишина.
— Хорошо! — довольно потирая руки, произнёс он и, пройдясь по комнате, задал новый вопрос.
— Может быть, кто- нибудь слышал волчий вой или непонятные звуки?
В ответ ни раздалось, ни слова. Граф едва заметно улыбнулся.
— Видел ли кто волчьи следы близ конюшни? Нет? Так что вы можете предположить по поводу пропажи моего коня?
Дворня притихла. Все знали, что отвечал за коня конюх Матвей, а не они, но, тем не менее, не понимая, куда клонит барин, застыли в ожидании наказания.
— Так куда же делся мой конь? Кто, если не волки, зарезал его? Не мог же он сам по себе истечь кровью, а потом бесследно исчезнуть!
Стоявшие в первом ряду переглянулись, а повариха баба Настя поспешно перекрестилась. Граф, ожидая ответа, сердито зашевелил желваками и, не мигая, уставился на стоявшего впереди приказчика Прошку. Тот, собираясь с мыслями, растерянно потоптался на месте и, наконец, срывающимся на шёпот голосом выдавил:
— Ваше благородие, а мож конька- то того цыгане свели? Крутились тут намедни двое, а кровь каку ещё другую разлили?!
— А Матвей? — граф сделал шаг в сторону и задумчиво потёр переносицу.
