Роберт Говард - Крылья в ночи
Но не эти акаана привязали негра здесь. Израненный страдалец назвал имя — Гору, жрец, перетянувший веревкой его ноги так, что она врезалась в тело. Кан удивился, что воспоминание об этой боли негр пронес через все кровавые пытки.
Потом, к ужасу Кана, негр упомянул о своем брате, помогавшем его привязывать. И заплакал, как дитя. Кровавые слезы ползли из пустых глазниц, он бормотал что-то о копьях, сломанных во времена какой-то стародавней охоты.
Англичанин осторожно освобождал негра от пут. Как он ни старался, изувеченный выл и скулил, словно издыхающий волк. Кан отметил, что его раны нанесены скорее клыками и когтями, чем ножами и копьями.
Наконец нелегкий труд был окончен, и измученное тело распростерлось на мягкой траве, со старой мятой шляпой Кана под головой. Негр тяжело дышал. Кан отстегнул флягу и влил в окровавленный рот немного воды.
— Расскажите мне об этих дьяволах, — сказал он, наклонившись. — Клянусь богом, я покараю их за их злодеяния, хотя бы сам Сатана встал на дороге.
Вряд ли умирающий услышал его слова. Зато сам Кан услышал новые звуки. Ара, со свойственным его роду любопытством, вылетел из ближнего перелеска и кружил так низко, что его длинные крылья задевали волосы англичанина. При шуме этих крыльев негр забился и закричал. Кан знал, что отныне этот вопль будет преследовать его в ночных кошмарах до самой смерти.
— Крылья! Крылья! Опять налетели! Помилуйте! Крылья!
Изо рта у него хлынула кровь, и он умер.
Кан встал и отер холодный пот со лба. Ни одна ветка, словно зачарованная, не шелохнулась в полуденной жаре, над землей царила тишина. Англичанин задумчиво смотрел на черную, враждебную полосу гор, вздымавшихся вдали, за саванной, — в стародавние времена на них было наложено проклятье, пуританин сейчас чуял это душой. Он осторожно поднял бездыханное тело, в котором недавно теплились жизнь, молодость, радость. Отнес его к ближним деревьям, сложил холодные руки на груди. Вновь передернулся, глянув на ужасные раны, потом завалил тело камнями, самыми тяжелыми, чтобы не добрались чуткие шакалы. Едва он закончил, что-то отогнало его сумрачные мысли и заставило вспомнить о собственном положении. То ли тихий отзвук, то ли просто волчье чутье заставило его обернуться. Что-то шевельнулось на другом краю поляны, и в высокой траве Кан увидел отвратительную черную рожу — кольцо из слоновой кости в плоском носу, вывернутые толстые губы, обнажавшие подпиленные зубы-клыки, хорошо различимые даже на таком расстоянии, глазки-бусинки, низкий скошенный лоб, на котором торчала густая грива. Не успела рожа исчезнуть, Кан отскочил под защиту окруживших поляну деревьев и помчался, как борзая, лавируя меж стволами. Казалось, еще миг — и он услышит торжествующий вопль охотников, увидит их, несущихся следом.
Однако вскоре он пришел к выводу: людоеды, скорее всего, преследуют его подобно некоторым хищникам — не спеша, но неустанно. Он перешел на шаг, прислушался и не услышал ни звука, однако чутьем загнанного волка знал: людоеды кружат поблизости, выжидают удобной минуты, чтобы напасть без всякого риска для собственной шкуры. Кан усмехнулся — хмуро, безрадостно. Если они хотят взять его измором, то убедятся, насколько уступают их мышцы его железным мускулам. Пусть только наступит ночь, а там, быть может, и удастся ускользнуть. Правда, в глубине души он был уверен, что англосаксонская доблесть, бунтовавшая при одной мысли о бегстве, рано или поздно заставит его остановиться и вступить в бой, пусть и с превосходящим стократ врагом.
Солнце клонилось к западу. Кан был голоден. На заре он сжевал кусочек сушеного мяса и с тех пор крошки во рту не держал. Временами он натыкался на родники, а однажды ему показалось, будто между деревьями виднеется крыша огромной хижины. Он далеко обошел то место. Трудно было поверить, что эта тихая равнина обитаема, но окажись так, здешние жители наверняка не лучше его преследователей.
Местность становилась все более неровной. Показались холмы и кручи. Кан приближался к отрогам безмолвных гор. Своих преследователей он так и не увидел. Оглядываясь, он замечал лишь неясное движение, колыхание трав, шевеление листвы, проскользнувшую тень, качнувшуюся ветку. Почему людоеды так осторожны? Почему не поднимутся наверх и не кончат игру?
Наступила ночь. Кан достиг склона, ведущего к отрогам черных гор, грозно возвышавшихся над ним. Они были его целью — там, верилось, он и скроется от преследователей, однако непонятное чувство отвращало его от этих мест. Здесь крылось загадочное зло, омерзительное, словно кольца спящей в траве гигантской змеи.
Царила непроницаемая темнота, только звезды ало мерцали в душной и жаркой тропической ночи. Кан на миг задержался в необычно густой рощице — за ней начиналось редколесье. Услышал тихий звук, но это не было шумом ночного ветра — тяжелые ветви не колыхнулись. Обернувшись, рассмотрел во мраке движение. Тень метнулась к нему, рыча по-звериному.
Кан, заметив блеснувшее в свете звезд лезвие, успел уклониться от удара, худые, жилистые руки схватили его, острые зубы впились в плечо. Борьба была жестокой. Потрепанную рубашку Кана разодрал выщербленный клинок, и он чудом перехватил руку с ножом. Выхватил стилет, дрожа и в любой миг ожидая удара копьем в спину. Удивился: почему медлят другие негры?! И продолжал бороться во всю силу своих железных мускулов. Сцепившись, они бились и дергались в темноте, и каждый старался всадить нож в противника. Ожесточенно борясь, они оказались на середине освещенной блеском звезд поляны, и Кан рассмотрел кольцо из слоновой кости в широком носу, острые зубы, щелкавшие у его горла, словно звериная пасть. Он оттолкнул вниз и назад стискивающие его запястья рук и вонзил стилет под ребро негру. Тот завопил, и в воздухе разнесся острый запах крови. В тот же миг удар огромных крыльев свалил оглушенного Кана наземь, и его противник исчез, вопя в смертельном ужасе. Кан вскочил. Крик раненого каннибала затих где-то над головой.
Кан напряг зрение. Показалось, что на фоне ночного неба он различает страшное, непонятное Нечто — человеческие конечности, громадные крылья, смутный силуэт. Оно исчезло так быстро, что, казалось, все это могло и померещиться.
Он подумал, что это было лишь страшным сном. Но, пошарив меж корней резной тростью, подаренной племенем Ю-ю (ею он отбил первый удар), Кан нашел нож каннибала. И окончательно убедил его собственный окровавленный стилет.
Крылья! Крылья в ночи! Скелет в деревне, развороченная солома крыш, искалеченный негр, чьи раны нанесены не ножом и не копьем, — он тоже кричал о крыльях! Наверняка эти края — место охоты гигантских птиц, сделавших людей своей добычей. Но если это птицы, почему они сразу не сожрали того несчастного, привязанного к колу? В глубине души Кан не верил, что какая бы то ни было птица может походить на ту заслонившую звезды тень.
