Рэй Брэдбери - Нечисть над лестницей
Сверху потянуло промозглым сквозняком. Запахи земляного погреба и пыльного чердака коснулись шек.
— Я иду искать, — прошептал он. — Кто не спрятался — я не виноват.
У него за спиной медленно и почти беззвучно закрылась наглухо входная дверь.
Он так и обмер.
Потом заставил себя сделать еще один шаг. И еще.
Силы небесные! Он явственно ощутил, что делается… меньше ростом. Тает дюйм за дюймом, сжимается, лицо преображается в маленький овал, а костюм и туфли становятся велики…
Зачем я здесь? — подумалось ему. — Что ищу?
Ответы. Да. Это так. Ответы.
Носок правой ноги коснулся…
Нижней ступеньки.
Он ахнул. Непроизвольно отдернул ногу. Потом заставил себя вновь коснуться ступеньки, только очень медленно.
Спокойно. Главное — не смотреть вверх.
Идиот! — обругал он себя. — Вот зачем ты здесь. Чтобы подняться по этим ступенькам. На самый верх. Вот что тебе здесь нужно!
Давай…
Он не спеша поднял голову.
И увидел прямо над собой, футах в шести, мертвенно-белую глазницу, а в ней — темную лампочку.
Далекую, как луна.
У него дрогнули пальцы.
Где-то за стеной ворочалась во сне мать, брат разметался на застиранной сбившейся простыне, а отец перестал храпеть и начал прислушиваться.
Быстрее! Покуда он не проснулся! Одним прыжком!
С душераздирающим криком он прыгнул вперед. Ноги опустились на третью ступеньку. Рука ухватила шнурок выключателя. Дерг! Еще раз!
Не сработало! О боже. Света нет. Все впустую. Как эти потерянные годы.
Шнурок змеей выскользнул из пальцев. Рука упала.
Ночь. Тьма.
Снаружи холодный дождь стучался в закрытую дверь подземелья.
Он открыл и зажмурил глаза, открыл, зажмурил, как будто каждое движение век дергало вниз шнурок, чтобы включить свет! Сердце колотилось не только в груди, но и подмышками, и в ноющем паху.
Он качнулся. Чуть не упал.
Нет! — молча вскричал он. — Ты должен себя освободить. Смотри! Не отводи взгляда!
В конце концов он заставил себя поднять голову и всмотреться в многоступенчатый мрак.
— Нечисть?.. — шепотом окликнул он. — Ты там?
Под тяжестью его тела дом слегка изменил положение, точно исполинские весы.
Высоко во мраке выбросили черный флаг, знамя тьмы то разворачивало, то сматывало свое шуршащее полотнище, как погребальный покров.
Главное — помни, что снаружи сейчас весна, наказал он себе.
Дождевые струи исподволь стучали в дверь у него за спиной.
— Вперед, — шепотом скомандовал он.
И, пошатываясь между холодными, запотевшими стенами, двинулся по ступеням на самый верх.
— Я уже на четвертой ступеньке, — шептал он.
— Теперь на пятой…
— На шестой! Слышишь, ты, Нечисть?
Молчание. Темнота.
Боже правый, подумал он, надо бежать во весь дух, выскочить под дождь, там светло!..
Нет!
— Седьмая! Восьмая.
Сердце билось под мышками и в паху.
— Десятая…
У него дрогнул голос. Набрав полную грудь воздуха, он…
Захохотал! Вот так-то! Захохотал!
Как будто разбил стекло. Страх рассыпался вдребезги, разлетелся в разные стороны.
— Одиннадцать! — кричал он. — Двенадцать! — И еще громче. — Тринадцать! — С гиканьем. — Четырнадцать!
Как же он не додумался до этого прежде, когда ему было шесть лет? Просто добежать до самого верха и своим хохотом извести Нечисть раз и навсегда!
Последний, заветный прыжок.
— Шестнадцать!
Вот и площадка. Его душил смех. Он ткнул кулаком прямо перед собой, в густую холодную тьму.
Смех оборвался, в горле застрял вопль.
Он вдохнул зимнюю ночь.
«Почему? — эхом донеслось из другого времени. — За что? В чем я виноват?»
Сердце остановилось, потом застучало с новой силой.
В паху пробежала судорога. Обжигающий залп горячей жидкости — и по ногам заструился постыдный ручей.
— Нет! — закричал он.
Потому что коснулся пальцами чего-то такого…
На чердаке поджидала Нечисть.
Она волновалась, что он где-то пропадал.
Она так долго ждала…
Чтобы он вернулся домой.