Вики Петтерсон - Аромат теней
«Ошибаешься, Аякс, — подумала я, беря свой бокал. — Во всех отношениях».
— Послушайте, — сказал он, с таким видом, словно говорил о покупке ценных бумаг, — я приехал в Вегас, чтобы хорошо провести время. И подумал, что отыщу вас, потому что у нас общие интересы…
Вроде моих денег.
— … и вы согласитесь показать мне город. Вот и все. Почему бы нам немного не развлечься?
Я молча посмотрела на него, и тогда он с такой силой опустил костлявые локти на стол, что подпрыгнули тарелки, и отказался от всяких претензий на вежливость.
— Отлично. Почему бы тебе не показать, что ты обладаешь чувством юмора?
— Могла бы показать, — ответила я, медленно, кивая. — Но тогда мне пришлось бы смеяться с того момента, как ты вошел.
Видите? У меня чувство юмора не хуже чем у кого угодно.
— Сука.
Я опешила, услышав яд в его голосе, пораженная тем, как глубоко задели его мои слова. Но, по-видимому, короткий фитиль был зажжен задолго до того, как я появилась.
— Что случилось, Аякс? Дела не идут согласно плану? Попробую угадать. Ты в Вегасе в своего рода паломничестве, чтобы хоть на один уикэнд забыть, каким разочарованием для тебя обернулась жизнь, а злобная порочная Джоанна Арчер все испортила. Я права?
У меня есть такая способность — я считаю ее даром, — сразу нащупывать больное место человека. Я оттачивала эту способность на споем больной душе и прессе. Не очень красиво, я знаю, но в нашей семье Оливия — Мисс Конгениальность.
Пока я говорила, змеиные черты лица Аякса менялись, и теперь он выглядел как рассерженный питон.
— Спасибо за сеанс психоанализа, крошка, — проронил он, — но мне от этого уикэнда нужно было только немного легкого секса.
Вероятно, предполагалось, что в этом месте я выплесну ему в лицо содержимое бокала, но я этого не сделала. «Шато Лё Пан» мне нравится, и я лишь глотнула вина урожая восемьдесят второго года, которое заставила заказать Аякса.
— И что же? Разве твоя мать не подходит?
Голова Аякса дернулась, словно я его ударила, и неожиданно передо мной оказался совсем другой человек. Он стал таким, каким я его себе представляла на снимке — мужчина, которому удобно в своем обличье, воин, оправдывающий имя, которое ему дали. Удивительно, но я мигнула первой.
— Ты любишь спорить, — сказал он, и это не было вопросом. — Любишь сражаться.
Он прав, люблю. И вдруг я потеряла уверенность в том, что знаю, кто передо мной.
— Еще раз оскорбишь мою мать, — хрипло прошептал он, — и будешь биться за свою жизнь.
И словно молния разрезала позолоченное помещение, пролетела под скошенным потолком и щелкнула между нами, будто клыками. Воздух превратился в живой проводник, настенные светильники, даже свечи на столе замигали, и невидимая сила сосредоточилась на нас, высасывая энергию из зала и направляя ее к нам; я почти потеряла способность дышать. В самом центре этой бури я видела, как тонкая кожа, покрывающая кости Аякса, растаяла, и от его лица остались только кости, зубы и глубокие впадины глаз. Гладкий череп улыбался мне через стол, глаза горели, а из разинутого рта вырвался вопль баньши.
Я уже было вскочила, на спохватилась, взяла себя в руки, замигала — и вернулся костлявый стареющий банкир, благожелательно смотревший на меня. Никто вокруг не двинулся. Никто не закричал. Из искусно скрытого проигрывателя доносилась негромкая классическая музыка, и ровный гул разговоров и стук посуды отправили в небытие вопль, все еще звучавший у меня в сознании. Стол не был расколот или обожжен, и свеча мягко мерцала между нами.
Аякс усмехнулся, голос его рокотал в тощей груди, как гром.
Я смотрела на него, но между нами словно повис невидимый занавес: я не чувствовала Аякса. Ни оскорбленного эго, ни больного места, на которое можно было бы надавить. Похоже, мой интуитивный дар меня совершенно покинул. Но одно я знала точно: этот облик невинного туриста — только видимость. Сидящий напротив меня человек жесток, возможно, безумен, и точно очень опасен.
— Что случилось, Джоанна, дорогая? Видения? Может, что-то напомнило тебе горячую летнюю ночь? Может, тени, набрасывающиеся на тебя из пустыни?
По спине у меня пробежала дрожь, и впервые за очень долгое время я растерялась и не представляла, что делать. Превратилась в застывшего зайца под его взглядом, а Аякс просто ждал, как опытный хищник.
«Можно позвать метрдотеля или службу безопасности, — подумала я. — Приказать вышвырнуть Аякса из ресторана и казино и никогда не впускать больше. Хотя какую причину я могу назвать? Что у меня неудачное свидание? Что человек, сидящий передо мной, только что выглядел скелетом? Что под его вялой, стареющей внешностью таится чудовище? Или что он знает обо мне то, чего не должен?»
— А ведь я говорил им, что это ты. — Он наколол на вилку высохший «черный энгус».[4] — Мне не поверили, заявили, что это было бы слишком просто. Все стало ясно, как только ты вошла.
Я заставила себя сосредоточиться на лом.
— Понял по запаху?
— Да. Ты благоухаешь, как пустынная мята в цвету после летней бури. — Он сморщил нос, и лицо его снова приобрело высокомерное выражение. — Но ты сама даже не знаешь этого, верно? Тебе не объяснили, кто ты, ничего не сказали о твоем происхождении. Тебя бросили, как беспомощного младенца, у которого нет даже возможности пососать молоко.
Он рассмеялся и наклонился еще ближе, сокращая расстояние между нами. Я подавила стремление бежать из зала, как испуганный ребенок, и осталась на месте. Как он заметил, я боец.
— Я собираюсь дать тебе кое-что еще для психоанализа, Джоанна Арчер. Вероятно, это самое важное, что тебе приходилось слышать, поэтому будь внимательна. — Он облизал губы, не отрывая от меня взгляда. — Феромоны. Знаешь, что это такое?
Ошеломленная сменой темы, я тем не менее сумела небрежно пожать плечами.
— Химические вещества. Запахи, которыми животные привлекают представителей своего вида. И что?
— Не только. Других видов тоже. Даже врагов. — Последнее слово он произнес медленно, выпуская слоги так, как священник вкладывает облатку.
Я смотрела на его тонкие губы, гадая, к чему он клонит, какое это имеет отношение ко мне и каким образом я стала врагом человека, которого никогда раньше не встречала. Неужели Он настолько чувствителен в отношении своей матери?
— Понимаешь, Джоанна, в твоей биологической смеси есть дополнительный компонент. Он, конечно, слабый, не полностью развившийся, но он есть. Как роза, еще не превратившаяся из почки в цветок. Или… — Он помолчал, глубоко вздохнул и медленно, словно с наслаждением, выдохнул. — … или как невидимый след страха, который оставляет за собой лиса, когда чувствует преследование.
