Маргарита Полякова - Желание
Взгляд Кристины упал на фотографию, небрежно воткнутую в рамку зеркала, и потеплел. Солнечный летний день, центральная улица города, пластмассовый столик под огромным зонтом, и смеющаяся от души парочка, совершенно не обращающая внимания на то, что их фотографируют. Наверное, именно поэтому снимок и получился таким душевным. Кристина провела пальцами по глянцевой поверхности. Сумасшедшее, совершенно не рациональное, втемяшившееся ей в голову желание стало практически невыносимым. До такой степени, что мыслить разумно не было уже сил. Так же, как не было сил совладать с собственными чувствами, превратившимися в безжалостных монстров. Кристина решительно вскинула подбородок. Какая разница, целесообразно она поступает или нет? Какая разница, нормально это или ни в коей мере? Господи, неужели нельзя хотя бы раз в жизни сделать то, чего тебе очень хочется? Всего одно движение сердца, всего один поступок, всего одно только желание… В конце концов, если ты полгода не видела мужчину, которого любишь, сделать шаг навстречу — это не такое уж большое преступление! Увидеть яркую, слепящую глаза синь, улыбнуться золотым кронам деревьев, вдохнуть прохладный воздух раннего утра, с грохотом распахнуть перед собой оконные створки и сделать шаг. В осень, в небо, в ветер, в безумное никуда, начинающееся сразу за карнизом окна девятого этажа. Всего один поступок, всего одно движение сердца, всего одно только желание…
Лифт был новым, блестящим и стремительным. Он с радостным гудением легко поднялся до девятого этажа, с мягким шипением остановился и бесшумно разжал створки. Из лифта никто не вышел, однако незапертая дверь открылась настежь, словно поддаваясь посторонней руке. В распахнутое окно, навстречу невидимому посетителю, тут же ворвался осенний ветер. Он взметнул к потолку тюль, прокатил рассыпанные по столику косметические карандаши и сдул на пол плотный листок бумаги. Цветное мгновение яркого летнего дня… Смеющаяся парочка, не обращающая внимания на окружающих… Фотография послушно скользнула под диван и жалобно зашуршала. Старые часы возмущенно захрипели, с боем начав отсчитывать время, а очередной порыв ветра, дребезжа стеклом, принес в пустую комнату крики прохожих, сирену скорой помощи и кленовые листья. Они оседали на постели, на столике, на зеркале и плавно скользили по полу. Один, особенно упрямый лист, добрался до прихожей, нырнул в приоткрытую дверцу шкафа и осел на черной, спортивной мужской куртке, пахнувшей миндалем и легкими сигаретами. Этот кленовый лист, почему-то, оказался шестиконечным. Однако ни куртка, ни стоявшие внизу тяжелые черные мужские ботинки ничего по этому поводу не сказали. Наверное потому, что просто не умели говорить. А может быть, они изо всех сил загадывали свое самое заветное желание? Может быть. Ведь им тоже (уже полгода как) было скучно без хозяина.
* * *Серое безмолвие было сумрачным. И холодным. От протекавшей рядом мутной речушки веяло сыростью, а невзрачное небо не добавляло окружающей местности ни тепла, ни романтизма. Кристина поежилась и хмуро огляделась. Ну и что теперь? Какое наказание ей уготовано за своевольное расставание с собственной молодой, веселой и ярко цветущей жизнью? В сопровождавшем ее документе было сказано "получи то, что выбрала". Интересно, что бы это значило? Ей что, каждый день придется шагать с карниза девятого этажа? Если тоска по Сашке не пройдет, это будет не таким уж трудным занятием. Кристина опять поежилась на холодном ветру и погрузилась в воспоминания.
… В этот день май был белым. Абсолютно. Бесконечно. Безмерно. Слепяще-белым. До слез. Бездонная тишина застывшего мгновения разбилась, и круг порвался. Сразу. Кристина не помнила, какая в тот день была листва, и о чем пели птицы. Она помнила только, как по небу плыли облака. Медленно, плавно, никуда не торопясь. Они тоже были белыми. Абсолютно. Кипельно-белыми. До слепящей рези в глазах. И небо, по которому они двигались, было белым. Только оно никуда не плыло. Оно падало…
Кристина очнулась от воспоминаний и сердито вытерла мокрые щеки. Сколько раз ей хотелось, чтобы случай, раздолбавший вдребезги ее жизнь, оказался сном! Дурацким, страшным и никогда не сбывшимся. Сколько раз она хотела оказаться в мире, где ничего этого не произошло! Где все можно изменить, исправить и даже вернуть. Сколько раз она загадывала свое глупое, неосторожное и совершенно неуправляемое желание! Желание, сводившее ее с ума до такой степени, что однажды, отчаявшись дождаться Сашку, она сделала шаг ему навстречу. Из окна. Это было проще, чем возвращаться в дом, где в шкафу до сих пор висят его вещи. В дом, в который Сашка не сможет прийти уже никогда.
Кристина хмуро скосилась на располагавшийся перед ней город. Знакомые дома, знакомая площадь и до боли знакомый троллейбус с рекламой соляриса на плоском боку. Кристина обреченно села на заднее сиденье и уставилась в окно. Впрочем… она прекрасно знала, куда идет десятый маршрут. Слишком часто она приезжала к 14-тиэтажному дому, преодолевала несколько лестничных пролетов, нетерпеливо нажимала кнопку звонка и… попадала в Сашкины объятья. Зачем ей возвращаться туда теперь, когда Сашки нет? Когда в его квартире давно уже живут чужие люди? Кристина не знала ответа. Она сжимала в ладонях знакомый ключ и бездумно смотрела в пространство.
Зеленый троллейбус медно додребезжал до остановки и, устало остановившись, выпустил народ. Девушка в сером платье, с красивой прической на голове, зашла в магазинчик, купила фруктов, подошла к подъезду четырнадцатиэтажного дома и открыла дверь. Пыльные стены, грязные ступеньки и покрытая подпалинами рыжая кнопка, которую так не хотелось нажимать.
Старый, скрипящий лифт, расписанный граффити, остановился на пятом этаже. Дверцы с лязгом распахнулись, выпуская пассажира, и застыли. Кристина подошла к 57 квартире, дрожащими руками достала ключи и с досадой нахмурилась, услышав, что кто-то открывает ей изнутри. Ну конечно, сейчас новые жильцы начнут качать права, и ей снова придется извиняться.
Дверь поддалась, и на пороге показался заспанный, растрепанный, светловолосый парень. Он протер глаза, небрежным жестом стряхнул прицепившийся к футболке кленовый лист и широко улыбнулся.
— О, Тина, привет… Хорошо выглядишь, радость моя…
— Сашка!!!
Пакет выскользнул из ослабевших пальцев, апельсины покатились по полу, но ни на них, ни на недовольно высунувших носы соседей внимания уже не обращал никто. Рыжий кленовый лист, оказавшийся, почему-то, шестиконечным, мягко спланировал и удобно устроился в тяжелом черном мужском ботинке.
— А я все жду, жду… как дурак, честное слово… думал, пока ты соберешься, у меня уже пиво прокиснет в холодильнике…
