Бентли Литтл - Незаметные
Сидящий в середине встал, улыбнулся и протянул мне руку, которую я пожал.
– Боб? – спросил он.
Я кивнул.
– Рад познакомиться. Я – Том Роджерс.
Он жестом предложил мне сесть на единственный стул перед столом и тоже сел на свое место.
Мне стало чуть получше. Несмотря на официальную повадку, в самом Роджерсе было что-то определенно неофициальное, небрежно-расслабленная манера разговора, которая тут же сняла мое напряжение. К тому же он был ненамного старше меня, что я тоже мог посчитать за очко в свою пользу.
Роджерс бросил взгляд на мое заявление и сам себе кивнул. Потом улыбнулся мне.
– Что ж, у вас здесь все отлично. Ох, чуть не забыл! Это Джо Кернс из кадров. – Он кивнул на коротышку, глядящего в окно. – А это Тед Банке, начальник отдела стандартов документации.
Старик наклонил голову.
Роджерс взял еще один лист бумаги. С обратной стороны мне были видны печатные строки. Я решил, что это вопросы.
– Вам приходилось писать компьютерную документацию? – спросил Роджерс. Я покачал головой:
– Нет.
Я решил, что здесь лучше отвечать коротко и по делу. Может быть, дадут лишние очки за честность.
– Вы знакомы с языком SQL и системой dBase?
Вопросы шли в этом направлении, не слишком уходя от технических деталей. Я уже точно знал, что работу эту не получу – я даже не слыхал никогда тех компьютерных терминов, о которых шла речь, – но я решил держаться до конца, храбро напирая на широту своего образования и хороший слог. Роджерс встал, пожал мне руку, улыбнулся и сказал, что мне дадут знать. Остальные двое, которые в течение всего интервью молчали, не сказали ничего. Я поблагодарил их за потраченное на меня время, постарался кивнуть каждому и вышел.
Машина сдохла по пути домой. Хреновый день хреново и кончился, и не могу сказать, что это меня удивило. Как-то очень это было уместно. Столько в моей жизни уже так сильно испортилось и так давно, и то, что раньше заставило бы меня метаться в панике, теперь даже не колыхало особенно. Только усталость навалилась. Я вылез из машины, открыл дверцу и, взявшись за руль, оттолкал ее на обочину. Автомобиль этот – металлолом, и был им еще тогда, когда я его покупал на закрытой теперь стоянке подержанных машин, и что-то меня подмывало бросить его прямо здесь и уйти восвояси. Но как всегда: что я хотел сделать и что я сделал – это две разные вещи.
Я закрыл машину и перешел через дорогу к «Семь-одиннадцать», чтобы вызвать аварийку из «ААА».
И не так было бы противно, наверное, если бы машина сдохла поближе к дому, но эта зараза застряла в Тастине в добрых двадцати милях от Бри, а воинственный неандерталец, которого «ААА» прислала меня буксировать домой, заявил, что обязан доставить мою машину к любому механику в радиусе пяти миль, а все, что вне этих пределов, обойдется мне в два с полтиной за милю.
Денег у меня не было, но и терпение тоже кончилось, и я тогда велел ему тащить машину к «Зирсу» в Бри. Там я оплачу буксировку, займу на автомеханика и кто-нибудь меня подбросит домой.
И домой я попал одновременно с Джейн. Ей я кратко описал этот день, дал понять, что не в настроении разговаривать, и остаток дня молча пролежал на диване, уставившись в телевизор.
Они позвонили в пятницу к концу дня.
Подошла Джейн, послушала и передала мне трубку.
– Это насчет работы! – шепнула она. Я взял трубку.
– Хелло?
– Боб? Это Джо Кернс из «Отомейтед интерфейс». У меня для вас хорошая новость.
– Я получил работу?
– Вы получили работу.
Тома Роджерса я помнил, но кто из двух безгласных интервьюеров был Джо Кернс, вспомнить не мог. Но это было без разницы.
Я получил работу.
– Можете приехать в понедельник?
– Конечно, – ответил я.
– Значит, тогда и увидимся. Приходите прямо в кадры, и там утрясем все формальности.
– Когда?
– В восемь утра.
– Костюм нужен?
– Хватит белой рубашки с галстуком.
Мне хотелось танцевать, прыгать, вопить в телефон. Но я только сказал:
– Большое вам спасибо, мистер Кернс.
– Увидимся в понедельник.
Джейн уставилась на меня с ожиданием. Я повесил трубку, обернулся к ней и расплылся в улыбке.
– Есть!
Мы отметили это дело в «Макдональдсе». Уже много времени прошло, как мы вообще сидели дома, и даже такой выход был праздником. Я зарулил на стоянку и обернулся к Джейн. Постаравшись, чтобы мой голос звучал как можно более снобистско-британски и вложив в него все свое отсутствие актерского дара, я спросил:
– К окну выдачи для автомобилей, мадам?
Она подхватила игру, посмотрела на меня взглядом, полным социального превосходства, и чуть склонила голову в жесте отрицания.
– Разумеется, нет! – чопорно произнесла она. – Мы будем обедать в зале, как полагается цивилизованным людям!
И оба мы рассмеялись.
Когда мы входили в «Макдональдс», мне было хорошо. Снаружи было прохладно, но внутри было тепло и уютно и вкусно пахло жареной картошкой. Мы решили покутить – к черту холестерин! – и заказали по «биг маку», по большой порции картошки, большому стакану кока-колы и яблочному пирогу. Потом мы сели на пластиковые стулья в отделении на четверых напротив статуи Рональда Макдональда в натуральную величину. В отделении рядом сидела семья – папа, мама и двое одинаковых сыновей – и почему-то мне было покойно и приятно смотреть через плечо Джейн, как они едят.
Джейн подняла свой стакан кока-колы, протянула его ко мне до середины стола, приглашая меня сделать то же самое. Я так и сделал, и мы чокнулись бумажными стаканами.
– Будем здоровы! – улыбнулась Джейн.
Глава 2
Отомейтед интерфейс, инкорпорейтед". Название корпорации не говорило ни о чем и говорило обо всем. Обычное нагромождение терминов, которые выбирают себе в качестве клички тысячи современных предприятий, а для меня это значило, что компания, на которую я собираюсь работать, производит продукт, не имеющий ни реальной важности, ни реальной ценности, и, хотя компания, без сомнения, зарабатывает кучу денег, мир вряд ли заметит, если она завтра вдруг исчезнет с лица земли.
В точности такое место, в котором я никогда не собирался работать, и меня угнетало сознание, что это единственное место, куда меня берут.
Честно сказать, я никогда всерьез не задумывался над тем, какого же рода работу я хочу. Так далеко я никогда не планировал. Но теперь я понял, что я совсем не тот человек, каким себя считал – или каким хотел быть. Считал я себя человеком с интеллектом, с воображением, с творческой жилкой. Человеком искусства, можно сказать, хотя ничем даже близким к искусству я за всю свою жизнь не занимался. Но теперь я видел, что мое прежнее восприятие самого себя было скорее навеяно литературой и кинематографом, чем анализом качеств, фактически мне свойственных.
