Олег Бондарь - Врата в преисподнюю
На некоторое время ветер утих и стал явственно слышен рокот реки, полукругом огибающей противоположную стену Храма. Все замерли в неимоверном напряжении. Им показалось, что они слышат речь богов.
Только, что они говорят?
Люди давно позабыли, как нужно общаться с богами…
Снова, сначала нестройно, а затем все более ритмично и громко застучали бубны. Даже непогода на время успокоилась, то ли испугавшись, то ли прислушиваясь к давно позабытым звукам.
Обогнув толпу, группа жрецов в белых одеяниях с горящими факелами в руках стала медленно взбираться на вершину Храма. Вслед за ними вооруженные копьями стражники вели обреченных. Тела жертв также были укутаны белой тканью. Юноши и девушки дрожали от холода или от страха, а скорей всего — от того и другого, но покорно плелись вслед за палачами, иногда подгоняемые незлыми тычками древками копий своих вооруженных соплеменников.
Снег прекратился, ветер утих, и сразу стала заметной мгновенно воцарившаяся тьма, немилосердно подавляющая низко нависшими тяжелыми тучами. Лишь только огни факелов в руках жрецов оживляли застывшие тысячу лет назад лица исполинов, которые, вроде бы, начали улыбаться в предвкушении близкого угощения.
Пройдя галереей богов, траурная процессия оказалась на плоской верхней площадке, у противоположного края которой высились пугающие размерами изваяния, изображающие чудовищных невиданных тварей. А у их подножия распростерлась громадная каменная Женщина — символ жизни и продолжения рода.
Несколько сопровождающих сбросили в центре площадки принесенные охапки дров и тотчас поспешили вниз. Один из жрецов поднес факел, и красноватые языки взметнувшегося пламени кровавым блеском озарили скорбное небо.
Бубны умолкли.
Старший из жрецов подошел к круглому камню, одна из сторон которого, опираясь на более мелкий камень, открывала под собой пустоту. Наклонился и вытащил из углубления, спрятанные в нем бронзовые нож и чашу.
Сколько они там пролежали со времени последнего обряда, не ведал никто. Но боги сумели уберечь страшные орудия, сулящие им кровавую поживу.
Теперь все было готово к началу жуткого действа.
Передав чашу помощнику, старший жрец подал знак, и два стражника выхватили из кучки обреченных стройную русоволосую девушку. Доселе ведущая себя спокойно и смиренно, жертва вдруг заупрямилась и начала вырываться. Но, что могла она сделать против двух сильных, мускулистых воинов? В мгновение ока ее скрутили и бросили на холодный каменный жертвенник к ногам палача.
Вырвавшийся крик боли и безысходности тотчас заглушили вновь ожившие бубны…
Раньше жертвам умирать было легче. Даже плененных врагов перед казнью поили чудным зельем, которое лишало их воли к сопротивлению и делало нечувствительными к боли. Но с тех пор прошло слишком много времени, и секрет приготовления напитка был давно утрачен.
Боги любят все свежее. Они пьют кровь лишь из живой плоти…
С несчастной девушки стащили белые одеяния, жрец взмахнул острым орудием, и толпа стоявших внизу содрогнулась от крика, заглушившего громкие бубны.
Струя алой крови вспыхнула в отблесках костра и окрасила одежду палачей. Не в силах больше кричать, жертва с перекошенным от боли лицом и открытым, неистово хватающим воздух ртом, трепыхалась в объятиях стражников. Один жрец держал обрубок ее руки, второй собирал в чашу, стекающую из раны, дымящуюся на морозе кровь.
Вслед за первой рукой была отсечена вторая. Лишь после этого несчастной перерезали горло, умертвив ее.
Когда чаша наполнилась до краев, жрецы сделали по глотку (боги должны быть уверены, что им предлагают качественный товар) и вылили кровь девушки в одно из каплеподобных углублений, выдолбленных в жертвенном камне.
Тоненькая алая струйка, растапливая снежную крупу, медленно сочилась одним ей ведомым маршрутом, оживляя давно пересохшие жилы строения, вселяя в него жизнь и возвращая былую силу. Сам запах растерзанной плоти внес что-то новое в это место, а крик разбудил нечто дремлющее, могущественное, страшное и в то же время достойное восхищения и поклонения.
Храм больше не казался забытым и разрушенным. Камни не были мертвыми обломками. Они оживали, начинали дышать, излучать из себя мощную энергию, которая, достигая людей, освобождала их мысли от рабской покорности, вселяла дух необузданности и вседозволенности.
Запах крови творил с людьми невероятное.
Чем громче звучали крики обреченных, тем неистовее становилась толпа у подножия Храма. В одночасье канули в лету запреты, веками насаждавшиеся условностями сосуществования, и в тела людей вселилась первобытная дикость. Теперь долина содрогалась не только от криков боли, доносившихся с вершины Храма, но и от возбужденных стонов разыгравшейся внизу оргии. Такой же, какие, наверное, неоднократно устраивали здесь столетия назад предки заблудших детей.
Когда была умерщвлена последняя жертва и заполнена последняя чаша жертвенника, струйки крови, стекающие по камням, сомкнулись, образовав причудливую паутину. Едва узор стал завершенным, небо пронзила ярчайшая молния и могучий гром, сотрясая камни, прокатился над долиной.
Тотчас расступились тучи, и над Древним Храмом воссияла яркая круглолицая луна.
Лишь только свет луны коснулся кровяных артерий, они внезапно вспыхнули ярким голубым огнем, и холодное неприродное пламя вознеслось, казалось, до самых небес, отражая в них замысловатый рисунок и на мгновение затмив само светило, породившее столь чудное явление.
Все, и жрецы, и воины, и столпившиеся внизу, застыли в немом восторге, а мгновение спустя, не сговариваясь, одновременно упали на колени и прикрыли обнаженные головы ладонями. И сразу же снова загрохотал гром, земля заколыхалась под ногами, гранитные глыбы стали покачиваться, словно живые.
Боги услышали зов, приняли пищу и теперь что-то говорили.
Только никто не мог понять их величественную речь…
Свечение прекратилось так же внезапно, как и началось. Голубое пламя медленно опустилось вниз, снова слилось с тоненькими ручейками крови, которые продолжали отблескивать синими огоньками.
На этом чудеса не закончились.
Огоньки стали подпрыгивать и перемещаться. Вскоре они выстроились двумя линиями, один край которых спускался вниз, а другой упирался в круглый камень посреди верхней площадки Храма, тот самый, из-под которого жрецы вынули орудия для жертвоприношения.
Свет луны после вспышки снова обрел былую силу и был направлен на подпирающий гранитную глыбу белый камень. Тот сначала пульсировал едва заметными зеленоватыми точечками, а затем постепенно приобрел устойчивый изумрудный цвет.
