Евгения Грановская - Покидая царство мертвых
– Это временное явление.
– Может быть. И все же, я вам немного завидую.
– С радостью поменяюсь с вами местами.
Лысый фээсбэшник обнажил зубы в улыбке.
– Хотите остаться «при своих»?
– Это моя программа-минимум, – сказал Глеб.
– А программа-максимум?
– Уехать отсюда на вашем красном «Лабдоне».
– За рулем моего «Лабдона» не сидел никто, кроме меня, – сказал Антипин. – И я надеюсь, что так будет и впредь.
– А если я его выиграю?
Фээсбэшник улыбнулся:
– Тогда мне придется вас убить.
Он отвернулся к камину, давая понять, что светская беседа закончена.
Глеб снова наморщил лоб:
«Кто же из них? Кто?»
До окончания перерыва оставалось немного времени.
«Может, этот моложавый старик?»
Человек, на которого смотрел Глеб, был высок и прям как палка. Звали его Богдан Олесьевич Байрак. Судя по выправке – из бывших военных. Вышел на пенсию в звании майора, занялся бизнесом, а потом внезапно разбогател. В России такое случается сплошь и рядом. Даже больше – в России только так и случается. Не через упорный и долгий труд, а вот так вот «внезапно».
Старик почувствовал, что на него кто-то смотрит, и обернулся. Лицо бледное, строгое, можно даже сказать – аскетичное. В глазах – фанатичный блеск.
Нет, на таинственного сверхпреступника он не похож. Скорее уж – на пророка, готового возвестить о приходе нового Мессии. Но если не он, тогда кто?
Остался еще один. Вон он – стоит возле консольного столика. Полный, одышливый, с красным добродушным лицом. Длинные темно-русые волосы собраны в хвост, борода аккуратно подстрижена. Одет в дорогой костюм, в руке бокал с портвейном, взгляд устремлен на картину, висящую над камином.
Что там за картина? Лесной пейзаж. Похоже на работу посредственного русского художника конца девятнадцатого века, но, скорее всего, – подделка под голландцев. Годится только на то, чтобы завешивать дыры на обоях.
А этот смотрит, любуется. В живописи, скорей всего, не разбирается, но зато любит лес.
О краснолицем толстяке Глеб кое-что знал. Звали его Арсений Николаевич Суворин. Впрочем, имя было ненастоящее. На самом деле добродушного толстяка именовали отец Филарет, и был он настоятелем большого православного храма в Туле. Раз в месяц отец Филарет переодевался в гражданскую одежду, тайком приезжал в Москву и предавался здесь любимому греху, просаживая за карточным столом церковные пожертвования.
Глеб подошел к переодетому священнику, встал рядом и поинтересовался:
– Нравится?
– Неплохая картина, – ответил он. Улыбнулся и добавил: – Навевает светлые мысли. Впрочем, природа всегда их навевает…
Глеб качнул головой:
– Не согласен. Некоторые, глядя на лесной пейзаж, думают о кубометрах дров. Но вы, я вижу, не из их числа.
Священник пригладил бороду рукой и сказал:
– Для меня природа – это тот же храм.
– Вот как? Значит, вы пантеист?
На лице священника появилось замешательство, граничащее с испугом.
– Что вы! – поспешно возразил он. – Я – православный христианин. Но лес создан Богом, а Бог живет в своих творениях.
– Даже в матером волке? – иронично осведомился Глеб.
Священник стушевался, не зная, что сказать. У себя в церкви отец Филарет бы не растерялся, но, сняв рясу, он словно бы снял с себя часть личности, а вместе с ней – запас привычных и убедительных доводов, а также уверенность в их непререкаемости.
Глеб представил себе отца Филарета в роли хитроумного лидера преступного мира, к которому ходят на поклон самые матерые и безжалостные боссы мафии и для которого многие важные правительственные чиновники – всего лишь марионетки, которых он дергает за ниточки… Представил – и покачал головой: нет, на такого монстра этот добродушный толстяк не тянет. Не тот калибр.
Глеб допил портвейн, поставил бокал на поднос официанта и вновь огляделся.
Из пяти подозреваемых наиболее вероятный кандидат на роль таинственного «кукловода» – миллиардер Полускевич. В пользу этой гипотезы говорят кое-какие факты из его богатой и полной приключений биографии. В начале девяностых он был открыто связан с криминалом и даже чуть было не загремел на нары, но сумел откупиться. После этого не попадался ни разу.
Что же, фигура достаточно колоритная. Полускевич вполне может быть российским «профессором Мориарти[1]».
Глеб почувствовал приятное волнение, какое испытывает непобедимый воин, встретивший наконец достойного противника. «Этот волк стоит того, чтобы ввязаться с ним в драку», – подумал Глеб.
Впрочем, и лысого фээсбэшника не стоило сбрасывать со счетов. Повадки выдают в нем искусного лицедея и талантливого актера, а твердый взгляд слишком уж сильно противоречит простоватым и суетливым манерам.
– Господа и дамы, запланированный перерыв закончен! – громко объявил распорядитель. – Если нет возражений, я попрошу всех вернуться за игровой стол!
Возражать никто не стал, и вскоре все шесть игроков снова оказались на местах. Глеб обратил внимание на то, что Полускевич, по всей вероятности, слегка перебрал с портвейном. Взгляд его стал мутноватым и угрюмым, а на губах застыла угрожающая ухмылка. И ухмылка эта не предвещала ничего хорошего, в чем Глеб совсем скоро сумел убедиться.
* * *– Игра закончена, господа и дамы! – объявил распорядитель спустя полтора часа. – Уверен, что каждый из вас получил удовольствие, включая и тех, кто остался в проигрыше.
Глеб Корсак сидел за столом с бледным лицом. Полускевич, напротив, выглядел счастливым. На его высокомерном лице слегка подвыпившего человека (вопреки правилам, Полускевич пропустил за игровым столом еще несколько бокалов портвейна) застыло торжествующее и презрительное выражение. Баронесса фон Корен, фээсбэшник Антипин и старик Байрак проиграли меньше, чем Глеб, и, похоже, проигрыш их ничуть не расстроил. А вот священник Филарет светился от счастья – он выиграл больше, чем рассчитывал.
Игроки зашевелились и стали тихо переговариваться, обсуждая прошедшую игру, но тут Полускевич громко проговорил:
– Одну минуту!
Все взгляды обратились на него, но миллиардер смотрел только на Глеба Корсака.
– Друзья, а что, если мы сыграем еще раз? – предложил Полускевич. – По одной максимальной ставке, с теми картами, которые выпадут при раздаче. Без обмена и без возможности отыграться.
На лицах игроков появилась растерянность.
– Но… для чего вам это? – спросил за всех распорядитель.
Миллиардер Полускевич перевел взгляд на него и по-хмельному развязно проговорил:
– Я хочу проверить свою фортуну.
– Кажется, сегодня она вас ни разу не подвела, – вежливо заметил распорядитель.
