Жемчуг покойницы - Менка Мила
«Говори, где моя дочь? Отвечай, кикимора болотная!»
Но чем сильнее он ее тряс, тем сильнее хохотала злая женщина. Выбившись из сил, егерь сел на лавку и опустил голову.
«Как разыщу я свою Лизаньку? Как спасу? Проси все, что хочешь! Ничего не пожалею!» – Егерь, плюхнувшись перед ведьмой на колени, стал целовать ее холодные, пахнувшие прелой травой руки…
…Я прервался и оглядел собравшихся – похоже, мой рассказ заинтересовал их: Ивлев молча разглядывал узор персидского ковра, водя по нему отполированным ногтем мизинца; Ледак, попыхивая трубкой, смотрел на меня не мигая; и даже на лице Недыбайло обычная циничная улыбка уступила место крайне заинтересованному выражению.
– Ну? – с нетерпением произнес он. – Продолжайте же, Берков. Не терпится узнать, чем закончится эта ваша сказка!
– Но, господа, – пожалуй, несколько самодовольно произнес я, наслаждаясь всеобщим вниманием, – мы подходим к самому интересному в этой истории, и можете поверить мне, что не лишенная вымысла, она имеет под собой основу отнюдь не вымышленную.
– Полноте, не смешите! – вмешался Ледак. – Неужели в наш просвещенный век найдутся такие, кто верит в избушку на курьих ножках?! А, впрочем… впрочем, все бабы – ведьмы. И это чистая правда, господа.
– Итак… – я отпил из своего бокала ливадийского хереса, и он освежил мою память и смазал горло самым приятным образом. – Ведьма сказала егерю, что все, что она может сделать, это дать ему возможность в последний раз увидеть дочь – ибо спасти девушку уже невозможно.
Отчаявшись, егерь было сжал в руке охотничий кинжал, чтобы вспороть мерзавке брюхо, но ведьма, распахнув свои лохмотья, сама подставила обнаженную грудь под лезвие и прошипела:
«Убей! Давай!.. А я-то хотела сделать тебе милость, глупый человек…»
Егерь убрал кинжал в ножны и, не выдержав, разрыдался. Ведьма взяла с него обещание, что ни при каких обстоятельствах он не должен будет упоминать ее имя. Никогда. И он дал слово.
Под покровом ночи она повела его на старое кладбище. Там, заваленный прошлогодней листвой, был вход в подземелье, глинистые стены которого вскоре сменились стенами известняка. Остановившись в одной из пещер, ведьма натерла кожу лесника снадобьем, имевшим резкий неприятный запах, и заставила выпить из своей фляги настой, от которого в глазах у старика все раздвоилось и ему показалось, что он оторвался от земли и повис над подземным озером, вместе с испарениями, исходящими от безмятежной глади воды.
«Потерпи… осталось недолго», – донесся до его сознания далекий голос, и он поплыл за ним, минуя длинные сырые коридоры.
Он увидел свою Лизаньку посреди небольшой комнаты – девушка была бледна и лежала на низкой кровати, заправленной шелковым покрывалом. Егерь поспешил к дочери и сжал ее прохладную ладонь в своей. Лицо несчастной дернулось, она не сразу, но открыла глаза…
«Отец… – прошептала она чуть слышно. – Об одном жалею, что никогда не говорила, как сильно люблю тебя.… И теперь уже не скажу… Я умираю».
«Лиза! Лизанька! Ты не умрешь! Я здесь… я спасу тебя! – крикнул во все легкие егерь, но девушка, похоже, не видела его – она смотрела в потолок. – Лиза! Слышишь ли меня? Я тоже люблю тебя, доченька… Я вытащу тебя отсюда!»
Он подошел и попытался поднять ее, но у него не было сил даже на то, чтобы откинуть тончайший батистовый платок, которым было накрыто ее исхудавшее тело…
От стены, точно привидение, отделилась ведьма и прошептала егерю на ухо:
«Нам пора! Он возвращается. Если нас заметят, мы пропали!»
«Иди в ад, чертова кукла!» – рявкнул на нее несчастный отец и опять повернулся к дочери, к ее бледному, но все еще прекрасному лицу.
«Как странно… батюшка… мне кажется, что ты слышишь… Прости свою неразумную, глупую дочь! Я хотела бежать… но люблю его больше жизни…» – тихо произнесла Елизавета и закрыла глаза.
Егерь едва успел ее поцеловать, как почувствовал хлесткие удары – это ведьма била его по щекам.
«Очнись же, дубина! – зло сверкала она зелеными очами. – Еще бы чуть-чуть – и пропали бы ни за что! Расчувствовался, распустил сопли! Слышал, что сказала твоя дочь? Она любит его!»
«Кого?» – переспросил егерь, глядя перед собой в одну точку.
«Его! Своего убийцу и мучителя, – устало выдохнула ведьма. – Ладно, пора возвращаться… Я выведу тебя к реке. А ты смотри – помни свое обещание…»
За окном раздался грохот, словно разорвалась бочка с порохом, и вся компания вздрогнула. Дождик, моросящий за окном, превратился в ливень – то и дело сверкали молнии, отбрасывая решетчатые блики на персидский ковер. Внезапно мне стало жутко и тоскливо – виною, несомненно, была непогода. Я снял со стены лютню и стал наигрывать забытый мотив, ожидая доказательств того, что рассказ заинтересовал моих гостей. Первым не выдержал Ледак.
– Ну-с? – спросил он, выпуская облачко сизого дыма и глядя на меня с некоторым раздражением. – И чем же сия история закончилась? Кем оказался таинственный похититель невест?
– Вы сильно забегаете вперед, милый Роман! – продолжая перебирать струны, улыбнулся я. – Впрочем, если благородному обществу интересно, я готов продолжить рассказ. Но, может быть, перейдем в зимний сад?
Друзья охотно приняли предложение, и я, захватив с собой лютню, повел их в место, пугавшее меня с тех пор, когда я был маленьким ребенком, а именно – в оранжерею матушки.
Мы разместились на плетеных диванах, причем Недыбайло ухитрился опрокинуть кадку с редкой пальмой. На шум явилась заспанная Берта и спросила, не нужно ли чего. Все захотели чаю, я же попросил себе кофе – он всегда бодрил меня, и сейчас это было бы не лишне: глаза начинали слипаться…
– Послушайте, Берков, – зевая, сказал Ивлев, лицо которого при свете свечей казалось совсем юным, – может быть, вы опустите подробности и просто расскажете нам, кто был убийцей и как егерь отомстил ему за дочь?
– Отчего же?! – возразил Недыбайло. – По-моему, Берков хороший рассказчик – и подробности весьма уместны. Не так ли, господа?
Ледак и Хвостов дружно согласились с ним, и я, благодарно посмотрев на Недыбайло, сказал:
– Однако Ивлев прав – время позднее, и я не стану томить вас излишними мелочами, тем более что рассказ уже подходит к концу.
…Егерь наутро чувствовал себя совершенно разбитым, а бледное лицо дочери постоянно стояло перед его взором. Поэтому, подкрепив силы нехитрым завтраком и стаканом крепкого вина, он, взяв с собою верного товарища, отправился на кладбище – чтобы самому найти вход в подземелье. Об этом стало известно со слов мальчика, служившего у егеря, потому что ни самого хозяина, ни его приятеля никто больше не видел – они сгинули в катакомбах.
По оранжерее пронесся вдох разочарования.
– И это все? – спросил Ледак. – И стоило ради этого тащить нас сюда, в этот цветник?! Мой чай даже не успел остыть!
Мне подумалось, что действительно зря, наверное, я привел приятелей в оранжерею, эгоистично решив, что шумная компания поможет разогнать мои детские страхи, связанные с этим местом.
– Господа! Я сказал, что егерь пропал, но история на этом не закончена! – попытался я спасти положение, решив продолжить известную мне историю новыми, пусть и вымышленными фактами.
– Вот как?! Тогда мы все внимание. Продолжайте, просим! – подал голос Хвостов.
– Да, Берков, продолжайте, – поддержали его Ивлев с Недыбайло.
– Исчезновение егеря не осталось незамеченным, и из города вскоре прибыл тайный советник Моршанский, которого к тому же связывали с пропавшим егерем добрые отношения. Две недели этот достойный человек с отрядом жандармов и добровольцев из числа местных жителей прочесывал местность и, в частности, злосчастное подземелье. Особенное рвение в поисках проявлял тот самый граф Суравов, который считал для себя раскрытие этих исчезновений делом чести. Ни егеря, ни его друга найти не удалось, но Моршанский выяснил нечто такое, что заставило его отправить в свой департамент срочное донесение. Через несколько дней граф Суравов был арестован как главный подозреваемый в похищении и убийстве всех пропавших. Граф, разумеется, все отрицал. В закрытой карете, под конвоем солдат, он был отправлен в острог для дознания, но и там упорно продолжал уверять всех, что произошла чудовищная ошибка и настоящий убийца на свободе.
