Клан (ЛП) - Ли Эдвард
Это было серьёзно.
- Слушай, отец, я не могу пойти в летнюю школу. Это вроде как против моих принципов. Что подумают мои друзья?
- Твои друзья - бездумные идиоты, не годные выковыривать камешки из моих шин. Меня не волнует, что они, чёрт возьми, подумают.
- Но мне нужно поддерживать репутацию! Я бы никогда не смог так жить. Лето - это вечеринки, пляж, девушки и всё такое.
- Тебе нет оправдания, сынок. Ты проучился в колледже шесть лет и едва ли ближе к получению степени, чем в тот день, когда ты выпустился из старшей школы. Всё, что ты делаешь, это пьёшь пиво, быстро водишь машину и пируешь с женщинами сомнительной репутации. Ты позоришь мою фамилию, моё имя, и я этого не позволю.
Это было совсем нехорошо. Если бы Уэйду пришлось пойти в летнюю школу, он был бы посмешищем.
«Пришло время немного пообщаться со старыми книжками», - заключил он.
- Хорошо, отец. Давай заключим сделку. Ты дашь мне отсрочку, а я дам тебе слово, как истинный Сент-Джон, что я засяду за книги так, как ты никогда меня ещё не видел. Я стану настоящим двигателем усердия, дисциплины и схоластического видения. Мой средний балл будет повышен в кратчайшие сроки, и оценок ниже четвёрки больше не будет, можешь рассчитывать на это. Это моё обещание, отец, и я серьёзно говорю об этом.
Лицо отца осталось неизменным, без эмоций, как у бюста Чингисхана.
- Сынок, если твои уши забиты дерьмом, то тебе нужен ёршик для унитаза, чтобы прочистить их. Дело решено. Ты будешь участвовать в летних сессиях. Какое-то время. И чтобы добавить дополнительный стимул, я аннулирую твои кредитные карты и прекращаю твоё еженедельное пособие в размере пятисот долларов.
Рот Уэйда приоткрылся. Он почувствовал себя плохо.
- Это для твоего же блага, сынок. Никаких денег от меня до тех пор, пока не появятся эти оценки. С этого момента ты будешь зарабатывать деньги сам. Ты будешь работать неполный рабочий день на территории колледжа.
Уэйд был подавлен.
- Работать? Мне?
- Да, Уэйд, работать. Тебе. Я понимаю, что ты никогда в жизни не работал, но пора начать. Декан предпринял всё необходимое, чтобы сделать мне личное одолжение.
Уэйд упёрся кулаком в ладонь.
«Помоги мне, Боже, и я закопаю этого ублюдочного декана по шею и НАСРУ ЕМУ НА ГОЛОВУ!»
- Что это, отец? Заговор? Национальная программа «Давай нагадим Уэйду?»
- Это для твоего же блага, сынок. Однажды ты это увидишь.
Уэйд закрыл глаза и попытался успокоиться.
- Ладно, ладно. Я могу понять. Так в чём работа? Я знаю, что ты никогда не отправишь меня на дерьмовое место, не так ли?
- Ты будешь работать в научном центре несколько дней в неделю.
«Звучит неплохо».
- Но... Что я буду делать?
- Ничего особенного, всего несколько часов в сутки. Отличная работа, сынок.
- Ага, отец. Отличная работа. Но как насчёт ответа на вопрос? Например, что... именно... я буду делать?
Отец заколебался и чуть не улыбнулся.
- Уборка туалетов.
Уэйд был вне себя... от ужаса.
- Наряду с множеством других обязанностей по уборке. Пора тебе научиться работать честно. Вот что сделало Америку великой страной, сынок.
- Америку великой страной сделала не уборка школьных сортиров!
- Это честная работа за честную оплату.
- Да? О какой именно честной оплате мы говорим?
- Ну, конечно, минимальная зарплата.
К этому моменту Уэйд едва мог стоять на ногах. Конечно, он знал свои недостатки. Он был ненормальным, бездельником и засранцем. Он использовал свою внешность, машину и деньги отца, чтобы шиковать по жизни. Он мог даже признать, что наказание за свои поступки было нормой. Наказание, да. Но это было уже перебором.
И с этой мыслью произошло нечто очень опасное. Уэйд Сент-Джон на мгновение отбросил здравый смысл.
- Я не собираюсь.
- Что ты сказал?
- Я не собираюсь. Я ничего этого не буду делать. Я не пойду в летнюю школу, не откажусь от кредитных карт и не собираюсь мыть туалеты за минимальную зарплату. Как тебе это нравится, отец?
И отец улыбнулся большой тёплой отеческой улыбкой, потом он схватил Уэйда за воротник и поднял его на целый фут в воздух. Он выпучил свои глаза, похожие на кошмарные глаза какой-нибудь рыбы, а его губы были огромными около лица Уэйда.
- Ты пойдёшь в летнюю школу. Ты будешь выполнять свои задания, ты будешь заниматься каждый вечер и вычистишь столько туалетов, сколько они тебе скажут. К декабрю следующего года ты повысишь свой средний балл до 2,5. Потому что, если ты этого не сделаешь, ты окажешься на улице. Ты потеряешь акции, ты потеряешь трастовый фонд, ты потеряешь машину. Ты будешь вне этого дома, вне этой семьи и вне моей воли. Как тебе это нравится, сынок?
Уэйд робко усмехнулся.
- Попался, отец! Ты не понимаешь шуток? Занятия начинаются через неделю. Думаю, мне лучше начать собирать вещи, да?
Глава 2
Пенелопа очень хотела быть лошадью. Она, конечно, знала, что желание быть лошадью не совсем нормально - это ограничивало рост её социализации. Психиатры назвали это затворнической концепцией образа-фантазии, и они всегда твердили о «социализации», чем бы это ни было.
- Чтобы реализовать свою индивидуальность, ты должна развить коллективное утверждение, Пенелопа. Ощущение положительной функции в твоей межличностной динамике. Это социализация.
А лошади? Они не любили лошадей.
- Твоя фантазия быть лошадью - это просто эмоциональная реакция на твою интроверсию.
Верно. Для неё всё это было бесполезным дерьмом. Но отец платил за это двести пятьдесят долларов в час, так что ей было всё равно.
- Твоя неосознанная озабоченность лошадьми, - сказали психиатры, - на самом деле является результатом истощённой, неопознанной сексуальности.
Её поразило, насколько сильно фрейдовская чушь доминирует в современной психологии. Всё дело в сексе.
Пенелопа была девственницей, и свою девственность она почему-то не могла скрыть от психиатров. Они говорили ей, что это «основа недомогания». Это было причиной её «проблемы».
- Проблема такого рода, Пенелопа, является банальным эмоциональным продуктом сдержанной сексуализации.
- Что это такое?
- Аберрационная фантазия с лошадьми.
- Хм?
- Ты хочешь быть лошадью. И, без сомнения, это ещё один производный корень твоих общих амотивационных симптомов, твоего несфокусированного состояния самоуважения и твоей неспособности социализироваться в целом.
Придурки. Всё это прозвучало для неё чушью, без фрейдистской игры слов. Они пытались сказать ей, что она потеряет интерес к лошадям, как только её уложат и раздвинут ей ноги?
Пенелопа чувствовала себя комфортно со своей девственностью и в любом случае не могла представить, о чём идёт речь. Как кто-то мог хотеть, чтобы в него проникало что-то, похожее на сырую сигару? Эта идея потрясла её. Однажды она посмотрела по видеомагнитофону одну из родительских кассет рейтинга X. Она называлась «Малышка Энни Орал». Пенелопа чуть не кричала при просмотре: одно шевелящееся, извергающееся белой слизью чудовище за другим, а Малышка Энни заслуживала своё второе имя с поразительным мастерством. Один мужчина всадил свой пенис - размером с летний кабачок - в прямую кишку Энни, а другой брызнул струями вязкой слизи на её грудь. Какой отвратительный конец! Если это был секс, Пенелопа была бы счастлива не желать в этом участвовать.
Всё вернулось к тому, что психиатры назвали «аномальной базой» или «иллюзией референции» - её «проблемой» желания быть лошадью. Но что в этом было плохого? Лошади были свободны от несправедливостей человеческого мира. Для этих грациозных животных не было таких вещей, как подчинение женственности, неравные возможности, кастинг на диване, проституция, порнография и тому подобное. Лошади жили в красоте и мире. Они знали только простое желание и простую любовь.
Какой замечательный способ существовать.
