Мария Барышева - Дарители
Я — не ты, Литератор.
Это верно. Ты совсем другая. Но тоже, как все, смотришь только глазами. Ты отыскала человека в своем убийце, но смогла бы ты полюбить его, будь у него мое лицо? Вряд ли. Такое лицо может вызывать только омерзение, даже если за ним скрывается суть ангела.
А чем мы виноваты? Тем, что не родились такими, как ты?
Ее вопрос долго оставался без ответа, и выглянув из-за монитора, Вита увидела, что Литератор скорчился в своем кресле, вцепившись пальцами в столешницу, и скрежещет зубами от боли. Покрытое крупными каплями пота лицо подергивалось, словно от удушья.
— Я позову сестру! — Вита вскочила, даже не отдавая себе отчета в том, что собирается помочь человеку, которого, собственно говоря, пришла убить. Но ладонь Литератора взмыла в воздух и повелительно качнулась, заставив ее опуститься обратно в кресло.
Бессмысленно. Проклятое тело, ненавижу его! Я заперт в нем… Природа сыграла со мной бoльшую шутку, чем ты думаешь. Этому телу четырнадцать лет, но мой мозг намного старше. Я обладаю умом, желаниями и потребностями тридцатилетнего, мой мозг развивался с огромной скоростью, так что не делай скидок на мой кажущийся нежный возраст. Я отнюдь не ребенок. В год я уже читал и анализировал, в четыре я бы мог потягаться знаниями со способным студентом филфака. В шесть я понял, что единственное верное чувство в этом мире — ненависть. А в десять я впервые убил человека. Это была женщина, и мне очень понравилось смотреть, как она умирала. Родись я человеком с обычной внешностью, я, вероятно, стал бы совсем другим. Я и был другим вначале. Я очень долго не переставал читать сказки. Я мысленно путешествовал в чудесные страны. Я спасал народы. Я мечтал о прекрасной принцессе. Я представлял, что меня заколдовала злая ведьма, но скоро появится некий чародей и расколдует меня. Но этого не произошло.
Откуда ты?
Ты, конечно, слышала о Семипалатинском полигоне?
О нем мало кто не слышал. Значит, ты там родился?
O Ну, не на самом полигоне, конечно. Абайский район. В период ядерных испытаний люди в течение года получали дозы в десятки, иногда сотни бэр. Милое место. Наполненное болью и страхом. Болезни. Смерть. Аномалии. Люди кончали с собой постоянно. Женщины боялись иметь детей, и, глядя на меня, понимаешь, почему. Думаешь, я был такой один? Просто мало кто дотянул до моего возраста. И кроме меня, никто не покинул своей земли. Их изучали, наблюдали, как они умирают, и писали об этом отчеты. Было такое место — якобы противобруцеллезный диспансер. Я бы мог оказаться там — чудная подопытная свинка.
Я родился в 1988 году. Это был предпоследний год ядерных испытаний, в октябре восемьдесят девятого был произведен последний взрыв. В год моего рождения их было двенадцать. Я родился после седьмого в том году. И после четыреста сорок девятого вообще. Иногда я думаю, что в этом было мое предназначение — проиллюстрировать экологическую обстановку. Не родись я в Казахстане — появился бы на свет где-нибудь вблизи атолла Муруроа или в Неваде[19]. Ты можешь посчитать, сколько поколений сменилось с того момента, как полигон начал функционировать. Больных поколений. Родители моей матери никогда не покидали Казахстан. И моя мать была больна с рождения. Я родился, когда ей было двадцать восемь лет. Она умерла в тридцать семь от инсульта. Моя мать была очень красивой женщиной. Ее глаза были цвета летнего неба над степью поутру… Она была как королева — лицо, походка, голос… Она преподавала русский язык и литературу в старших классах.
Мать никогда не рассказывала, как познакомилась с отцом. Я только знаю, что это было не в Казахстане. Короткий, милый, уютный роман, после которого они расстались вполне дружески, обменявшись адресами. Отец женился спустя год. Обо мне он ничего не знал.
Насколько мне известно, она очень радовалась, что у нее будет ребенок. Она рассчитывала, что раз я был зачат в другом месте, то буду… Она радовалась. Но когда я родился, она перестала радоваться. Тем не менее, она не отдала меня, она делала для меня все, но обращалась со мной так, как застарелый должник обращается со своим кредитором. Всем своим обращением, всей своей оставшейся жизнью она просила у меня прощения за то, что позволила мне появиться на свет. Она уделяла мне все свое свободное время. Она постоянно гуляла со мной, и на нее все смотрели сочувственно. Но не на меня. Я мог вызывать только одно чувство — омерзение. Она давала мне все, что я просил. Многие дети в области рождались слабоумными, но я — совсем другое дело. Она гордилась моими способностями и, держа их в тайне, сама учила меня, нашла человека, научившего меня понимать то, что мне говорили, доставала книги. Книги — вот за что я ей понастоящему благодарен. Я читал и учился, как проклятый. Я увлекся языком, этой изумительной системой, такой загадочной, такой гибкой, такой восприимчивой. Я был потрясен тем, как слова — всего лишь краска или чернила, распределенные по бумаге определенным образом, могут уносить нас в миры ассоциаций, заставлять смеяться или плакать, восхищаться, любить, ненавидеть, изумляться, видеть людей, дома, города, природу. Я изучал влияние выразительных средств языка на психику, я задумывался о природе, сущности и глубине воображения, я пытался понять, как действует подсознание, и выяснить, где на самом деле кончается действительность и начинается фантазия. Я хотел узнать, могу ли я подчинить себе язык настолько, чтобы с его помощью подчинить себе человека. А потом я сделал одно маленькое открытие. Я понял, насколько материальной и неиссякаемой может быть ненависть. И я создал свой язык — особенный язык. Ты все знаешь о нем — больше, чем тебе следовало бы. И я написал свое первое письмо. Ощущения были непередаваемыми, фантастическими. Это случилось за два дня до того, как умерла моя мать, и спустя месяц после моего десятого дня рождения. А в конце недели приехал отец. С ним связалась подруга моей матери по ее просьбе. Мать хотела только одного — чтобы у меня всегда были еда, книги и хорошие лекарства. Она знала, что отец в состоянии мне это дать. Но ему не сказали, какой я с виду, поэтому ты можешь представить его реакцию, когда он меня увидел. А он мне сразу так понравился. Я никогда его раньше не видел, но он был именно таким, каким я его себе представлял. Как вспомню, каким я был идиотом… Но он приехал не один, он приехал с женщиной. Она должна была меня усыновить. Отец изначально не собирался брать меня к себе, у него была жена, росла дочь. Но он честно собирался устроить мою жизнь. Он мог себе это позволить. И сделал бы это раньше, если б знал о моем существовании.
