Клайв Баркер - Галили
Но чем дальше продвигались стрелки часов, тем сильнее его мучили усталость и голод, а кроме того, его стало покидать присутствие духа. В два часа дня, совершенно разбитый, он снова испугался, что не сможет уладить дело, ради которого сюда приехал. Пожалуй, было бы неплохо перекусить или, по крайней мере, выкурить сигарету и выпить крепкого кофе, решил он. Не беда, если сучка-жена заявится в его отсутствие, ведь он теперь знает, где находится дом, и сможет снова устроить засаду, если она не вернется к его возвращению. Хорошенько подкрепиться ему все равно не помешает — чего доброго ожидание затянется на целую ночь.
На часах было чуть больше половины третьего, когда он, покинув чужие владения, направился пешком в город. Оказавшись на свежем воздухе после долгого пребывания в стенах мрачного дома, Митчелл почувствовал большое облегчение. На шоссе, в полумиле от поворота, ведущего к злополучному дому, он приметил небольшой универсальный магазин, куда сейчас и направился. Путь туда подарил ему несколько приятных мгновений, как-то: лучезарная улыбка местной девушки, развешивающей выстиранное белье, ароматы доносившихся из-за живой изгороди цветов, звук реактивного двигателя, а затем и появление самого самолета, оставившего меловой след на голубом небе.
В такой погожий день хотелось только любить, и, как ни странно, именно влюбленным он себя и ощущал. Кто знает, может, конец его душевных страданий не за горами, и в конце концов после хорошей встряски и последующих слез Рэйчел образумится, и они заживут с ней той роскошной жизнью, которой Митчелл, несомненно, заслуживал. Ведь он не был плохим человеком и никогда никому не причинял зла, а к случившемуся за последнее время — к смерти Марджи, к истории с дневником Холта и, наконец, к кончине Кадма — не имел прямого отношения и потому снимал с себя всякую ответственность за последствия. Ему хотелось только, чтобы его замечали и воспринимали как принца, кем он себя искренне считал. Приближаясь к этой скромной цели, он связывал с ее достижением свои лучшие надежды на прекрасное будущее, которые непременно должны были осуществиться. Пройдет немного времени, и Гаррисон, сбросив с себя бремя депрессии, направит свою энергию в нужное русло, каковым для нее несомненно является семейный бизнес. Все прежние мечты сбудутся, и новое будущее займет в их жизни заслуженное место, меж тем как прошлому с его мрачными тайнами будет отведено скромное примечание в книге побед.
Чем больше размышлял Митчелл о радужных перспективах, тем больше вытесняли они глубокое беспокойство, овладевшее им во время посещения дома, поэтому в магазин он вошел в довольно приподнятом настроении и, тихо насвистывая, принялся прохаживаться по залу. Купив газированной воды, несколько пончиков и две пачки сигарет, он устроился на кирпичном ограждении парковки, чтобы перекусить и выкурить сигарету, а также насладиться теплом весеннего солнца, но потом вдруг вспомнил о злополучном доме и о том, что не позаботился о собственной безопасности. Он вернулся в магазин, купил там кухонный нож, который счел подходящим средством самозащиты, и только после этого приступил к своей трапезе. Казалось, после пончиков с содовой приятный сладкий осадок остался у него не только во рту, но и на душе, ибо, когда Митчелл пустился в обратный путь, ноги будто сами несли его.
Глава XVIII
Сил Галили хватило ровно на то, чтобы добраться до машины, куда его усадили Рэйчел с Ниолопуа, — тело его больше не слушалось, превратившись в бесполезный мешок с костями. Весь путь до Анахолы он отчаянно пытался оставаться в сознании: его голова ненадолго приподнималась, но тут же беспомощно падала; глаза приоткрывались, и он даже начинал что-то говорить, но вскоре речь обрывалась, и он впадал в долгое глубокое забытье. Однако, даже когда глаза его были открыты, разум Галили был помутнен, о чем свидетельствовали срывавшиеся с его уст бессвязные фразы, крики и страшные гримасы — наверное, он снова переживал крушение «Самарканда». Иногда Галили дико вскрикивал, после чего в течение долгих секунд неистово пытался глотнуть воздух, а его мускулы напрягались и становились точно каменные; потом так же внезапно приступ прекращался, его тело расслаблялось в объятиях Рэйчел, а дыхание становилось спокойным и ровным.
Когда все трое благополучно добрались до места, на дворе была почти ночь и дом был погружен в густой мрак, но Галили, несмотря на свое полусознательное состояние, казалось, его узнал. Ковыляя по тропинке — вес отцовского тела почти целиком принял на себя Ниолопуа, — Галили, подняв тяжелые веки, спросил:
— Они... там?
— Кто?
— Женщины.
— Нет, милый, — сказала Рэйчел. — Здесь мы одни.
На лице у Галили промелькнула едва заметная улыбка, но он не отрываясь смотрел на сумрачный дом.
— Я усну, — сказал он, — и они придут.
Она не стала с ним спорить. Если мысль о женщинах Гири доставляет ему удовольствие, почему бы этим не воспользоваться? Побуждаемый этой мыслью, Галили совершил героическое усилие и самостоятельно вошел в воздвигнутый собственными руками дом, как будто считал для себя делом чести переступить порог без посторонней помощи. Но едва он это сделал, как ему пришлось вновь воспользоваться поддержкой Рэйчел и Ниолопуа, ибо силы тотчас покинули его, голова Галили упала и глаза закрылись.
Ниолопуа предложил уложить его на кушетку, но Рэйчел почти наверняка знала, что наверху, на той самой резной кровати, Галили придет в себя гораздо быстрее. Однако перетащить его на второй этаж оказалось совсем непросто. Через десять минут Ниолопуа все же удалось поднять Галили по лестнице, после чего отнести его через лестничную площадку в спальню и положить на кровать уже не составило большого труда.
Рэйчел подсунула подушку под голову Галили и стала вытаскивать из-под него простыни, чтобы накрыть его. Про себя она с радостью отметила, что Галили стал выглядеть немного получше, цвет лица утратил пепельный оттенок, хотя тело оставалось очень холодным. Чтобы смягчить его пересохшие и потрескавшиеся губы, Рэйчел густо намазала их бальзамом, потом разорвала остатки того, что некогда было жилетом, и исследовала ушибы в верхней части тела. Не обнаружив нигде кровотечения, она стала промывать ранки, после чего при помощи Ниолопуа перевернула Галили на живот и проделала ту же процедуру с царапинами на спине. Расстегнув пояс, она сняла с него брюки, и его массивное обнаженное черное тело раскинулось на белых простынях, точно упало сюда с небес.
— Я лучше пойду? — сказал Ниолопуа, ощущая неловкость от своего присутствия в комнате, где лежал обнаженный Галили. — Я буду внизу. Если понадоблюсь, позовите меня.
