Иван Катавасов - Коромысло Дьявола
Положительно, иудейский юноша Марк не причисляет себя к аскетичным хасидам, приверженным замшелым талмудистским запретам. Сам ест свинину и других угощает фаршированной щукой по фамильному, как он подчеркнул, настоящему жидомасонскому рецепту.
Аутентично, надо полагать, черноглазая еврейская девочка Софья Жинович не пренебрегает поросятиной. Нечего тут подвергать сомнению и гастрономическое правоверие ревностной католички Марии Казимирской, потребовавшей к поросенку бутылку белого игристого вина легитимного иностранного разлива.
Лицемерная скромность нисколько не красит истинно ликующих, трапезничающих и пирующих. Чтобы не подумали чего-нибудь плохого, не отставал от хорошей компании и флорентинец Джованни. Не то по-евангельски решат: пришел-де аскет Иовия, не ест, не пьет, в нем — бес.
Не чинясь, итальянец непринужденно встревал в застольную беседу, любезничал, амурничал с дамами, галантно компенсируя недостатки своего русского уместными фразами на английском и на итальянском.
Компанейский гость из Апеннин изящно вписался в белоросское общество, ни с кем не спорил. И благоразумно не посмел противоречить самолюбивому, сразу видно, юноше Филиппу, утверждавшему, будто бы в Дожинске полуофициально объявились отцы иезуиты.
Джованни сегодня самолично имел деловой визит в Дом масонов, какой-либо дубовой двери с орлом, волом, львом и черепом там не видел и доподлинно знал: никакого местного отделения ордена в Дожинске нет и быть не может.
— Ничего подобного! — черному как смоль Филиппу по контрасту резко возразил блондинистый Андрей. Он тоже не верил в присутствие иезуитской резидентуры в белоросской столице.
— Московская патриархия Русской православной церкви такого официозного святотатства не попустит белоросскому экзархату. Да будет тебе известно, апостол Филипп!
Благодушный Филипп бесплодно спорить не стал и молча согласился с правдоподобной версией, выдвинутой апостолом Петром:
— Контора с девизом иезуитов, думаю, наверняка существует, но едва ли, досточтимые леди и джентльмены, она занимается богоугодными делами во имя вящей славы Господней.
Мало, что ли, в Дожинске фирм и фирмачей с завернутыми дурными кликухами? Есть ведь ювелирная лавка «Ящик Пандоры», мясной гастроном «Совковый», жутко политизированный хозмаг «Сталинград».
Вон в турбизнесе, сами знаете, имеется прикольная компания «Суккуб холидэй». Плевать ей на антирекламу, если публика — дура. Причем с таким кошмарным наименованием фирма не стесняется устраивать дорогие секс-туры в жаркие страны.
Софочку, даром что имя у нее многозначительное, репутация премудрой женщины не прельщала. Но обольщать умных мужчин ей нравилось:
— Петенька, я — дура. Объясни, как апостол прозелитке безграмотной, в чем тут кошмар?
— Дорогая Сонечка, суккуб есть демон женского пола, губящий неосторожных сексуально несдержанных мужчин. Весь цимус в том, что…
Филипп давненько наблюдал, как ловко бисексуальная и любвеобильная Софочка и так и эдак подбивает клинья под Петра. Но тот до сих пор держится, как подобает мужчине и джентльмену. И ни в какую не желает отбивать возлюбленную у Маньки Казимирской.
Сколь помнится, в прошлом году изрядно подпитая лесбиянка Манька похвалялась и выставлялась приснодевой, уверяя, что однополая сексуальная ориентация позволяет ей хранить девственность. В чем она предлагала всем присутствующим убедиться гинекологически.
На месте. Путем визуального осмотра.
В тот вечер Софочка абсолютно в трезвом уме и в Манькиной медицинской шапочке ей ассистировала. Она не преминула подобно нашей деве Марии скоренько раздеться донага снизу до бюстгальтера и кокетливо демонстрировать роскошную, слегка подбритую по бокам вороную интимную шевелюру.
Специально, чтобы соблазнить Петра, сделал сексологический вывод Филипп.
Петька чуть не поддался на провокацию. И в очевидности прикидывал: не напоить ли ему Маньку до упора, до окончательного положения риз, а подругу Соньку и ее уже трепещущие от возбуждения бедра поскорей уложить к себе в постель.
Голубой Марик, отдававший предпочтение мужской любви, зная о строгой гетеросексуальной ориентации сожителя, деликатно скрылся на кухне. Незаметно к нему присоединился и Филлит.
Ничего соблазнительного он не видел в том, как дева Мария возлежит на диване с распахнутым настежь рыжим лесбийским интимом под ловкими Софочкиными пальчиками. Подруга детства Манька и раньше ничуть не фигурировала девушкой его мечты.
К тому же несколько инфантильно смотрится эта детская игра в больничку с разглядыванием и ощупыванием гениталий. Пускай и по пьяной лавочке.
«Пора бы и повзрослеть, милостивые государи и государыни!»
Эх, на всякого взрослого хватает подростковой пытливости в вопросах секса. У кое-кого половое самовоспитание и созревание продолжаются до самой глубокой старости, плавно переходя в старческий маразм. Наипаче же всего, когда женщины прикидываются маленькими девочками вплоть до менопаузы.
«Спрашивается, это перед чем таким у них пауза? Если, к примеру, взять Соньку-нимфоманку…»
— …Мальчики-девочки, если кто инкуб, так это наш Фил Ирнеев. От его демонического взгляда любая девушка без ума. Демон любви — вот, кто он!
Софочка стрельнула глазками и спросила:
— Фил, скажи, тебе когда-нибудь девушки отказывали?
— Никогда. Слава в вышних Богу, а в женщинах — благоволение. Оваций не надо.
Тем не менее Филиппа наградили-таки аплодисментами. Ведь напросился!
Итальянец не совсем понял Филиппа. Петр по-английски ему объяснил, и экспансивный итальянский гость бешено зааплодировал:
— Славно сказано, мой друг! Разве что фундаменталисты из протестантов осудили бы вас за вольную парафразу из святого писания евангелиста Луки.
— Насколько я понимаю, вы, синьор Джованни, тоже не относите себя к жестоковыйным фундаменталистам, не правда ли? Так вот, мы — свободное библейское общество.
У нас тут вовсе не демоны, Софочка, а евангелисты, апостолы хорошего вкуса и благочестивого времяпрепровождения, — рыжая Манька ортодоксально поставила на место подругу.
— А с Филькой мы обмениваемся апокрифическими евангелиями. У меня — от Марии Магдалины, у него — от Филиппа. С детской песочницы, со школьной парты синоптически общаемся…
За исключением Марии Казимирской с одноклассниками Филипп Ирнеев практически не поддерживал отношений. Так сложилось. Ничего интересного и синоптического после окончания школы не склеилось. Вернее, бесповоротно расклеилось.