Лорел Гамильтон - Дуновение холода
— Осторожней, Мерри, — тихо сказал Рис.
Понятно было, что он имеет в виду. Пока нам удавалось скрывать от Тараниса, насколько часто теперь являлась мне Богиня. В волшебной стране — практически во плоти. Если сейчас она или даже ее тень появится здесь, Таранис узнает и поймет, что меня нужно бояться. Мы еще не были к этому готовы.
Я молча взмолилась: «О Богиня, прошу, помоги мне позже. Не выдавай ему нашу тайну!»
На миг аромат цветов усилился, но ветер стих, а потом и от запаха остался тонкий след, как от дорогих духов, когда их хозяйка вышла из комнаты. Стражи вокруг меня слегка успокоились, а люди не поняли, что произошло.
— У вас изумительные духи, принцесса, — сказал Биггс. — Что это за аромат?
— О парфюмерии поговорим позже, мистер Биггс.
Он смутился.
— Конечно. Прошу прощения. Есть в вас, волшебном народе, что-то такое, что даже бедного адвоката заставляет забыться.
Последняя фраза могла оказаться чертовски близка к истине. Я только надеялась, что никто здесь не испытает на себе, насколько Биггс попал в точку.
— Король Благого двора, ты оскорбляешь меня, мой двор и в моем лице — мою королеву, — объявила я.
— Мередит! — Его голос пронесся по комнате и лаской пробежал по коже.
Нельсон застонала.
— Прекрати! — крикнула я, и голос мой зазвенел силой. — Будешь пытаться меня зачаровать, я погашу зеркало и конец всем разговорам!
— Они напали на даму моего двора. Я требую их выдачи и наказания.
— Докажите их вину, дядя.
— Слова Благой сидхе достаточно, — заявил он.
В голосе уже не было соблазна — только злость.
— А слово Неблагих сидхе ничего не стоит?
— Так свидетельствует история.
Мне хотелось сказать законникам, чтобы они ушли в сторону и дали мне видеть Тараниса, но я не посмела. Пока они его закрывают, я хоть думать могу. И злиться.
— Значит, я, по-твоему, лгунья, дядюшка?
— Нет, Мередит, только не ты.
— Один из тех, кого ты обвинил, во время нападения на леди Кейтрин был со мной — точно в то же самое время! То ли она лжет, то ли верит в чью-то ложь.
Рука Дойла сжалась на моих пальцах. Он был прав. Я проговорилась. Черт бы побрал все эти словесные игры! Слишком много надо держать в секрете, и помнить, кто что знает и что нет, и решать, кому что сказать и когда.
— Мередит! — сказал король, и опять его голос касался меня почти ощутимо. — Мередит, вернись к нам, ко мне.
Нельсон тихонько вскрикнула.
— Я не могу ее удержать! — сказал Кортес.
Шелби поспешил ему на помощь, и мне вдруг стало видно зеркало, стала видна высокая царственная фигура — и этот вид добавил силы словам. Меня словно ударило.
— Мередит, приди ко мне.
Он протянул мне руку, и я знала, знала, что должна ее взять!
Руки, плечи, ноги — везде в меня вцепились стражи, не давая встать с кресла. Сама того не осознавая, я попыталась встать. Не думаю, что я пошла бы к Таранису, но… но… Хорошо, что было кому меня удержать.
Нельсон кричала:
— Он так прекрасен, прекрасен! Мне надо к нему, пустите, пустите!
Она так билась, что рухнула на пол вместе с Кортесом и Шелби.
— Охрану! — прорезал истерию бас Дойла.
— Что? — переспросил Биггс, слишком часто моргая.
— Охрану вызовите, — сказал Дойл. — Нужна помощь.
Биггс кивнул — тоже слишком торопливо, но все же пошел к телефону на столе.
Голос Тараниса блеснул сияющими самоцветами — слова словно превратились в камни и молотили по телу:
— Мистер Биггс, посмотрите на меня.
Биггс замер, не донеся руку до трубки.
— Не давайте ей встать, — приказал Дойл и шагнул к Биггсу.
— Он чудовище, Биггс, — сказал Таранис. — Не давай ему к тебе притронуться.
Биггс уставился на Дойла круглыми глазами и попятился, защищаясь руками как от удара.
— Господи… — шептал он.
Не знаю, что он видел перед собой, но только не моего красавца-капитана.
Ведуччи повернулся, не сходя с места, вынул из кармана что-то зажатое в горсть и бросил в зеркало. В стекло ударили труха и травинки — и провалились будто в воду! Стебельки поплыли по поверхности, по твердому с виду стеклу побежала мелкая рябь. Мне сразу стало ясно первое: Таранис умеет превратить зеркало в мост между точками в пространстве — чего не умел уже почти никто, и второе: «приди ко мне» он понимал буквально. Если бы я подошла к зеркалу, он мог бы меня протащить сквозь него. Да поможет мне Богиня!
Биггс как будто очнулся от чар, целеустремленно схватился за трубку телефона.
— Они чудовища, Мередит, — повторил Таранис. — Они не выносят света дня. Что еще может скрываться во тьме, как не зло?
Я качнула головой.
— Твой голос надо мной не властен, дядя. А мои стражи прямо и гордо стоят при свете дня.
Упомянутые стражи смотрели на короля, только Гален на меня смотрел, спрашивая взглядом: как я себя чувствую? Я ему кивнула и улыбнулась — точно так же, как улыбалась все время с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать.
— Нет! — зарычал Таранис. — Нет, не будешь ты спать со слепым рыцарем, не понесешь жизнь тьме! Тебя коснулась Богиня, а народ Богини — это мы!
Я едва сумела сохранить спокойное выражение лица. Слишком много говорила последняя фраза. Знал ли он, что ко мне вернулась чаша Богини? Или до него долетели какие-то другие слухи?
Снова запахло розами. Гален прошептал; «Яблоней пахнет». Все стражи ощутили аромат, которым заявляла им о себе Богиня. Она не одной богиней была, а множеством. Всю женственность мира она несла в себе. Не одни только розы — все цветы и травы мира дали ей свой аромат.
Дойл вернулся к нам:
— Надо ли, Мередит?
— Не знаю.
Но я встала, и они убрали руки. Я стояла лицом к лицу со своим дядей, а мои стражи стояли рядом со мной. Юристы отошли в сторону, хмурясь и ничего не понимая — кроме Ведуччи, который как будто понимал много больше, чем должен был.
— Мы все — народ Богини, дядя, — сказала я.
— Неблагие — дети темного бога.
— У нас нет темных богов. Мы не христиане, чтобы населять кошмарами преисподнюю. Мы дети неба и земли. Мы — сама природа. Нет в нас зла, есть лишь отличия.
— Тебе забили голову лживыми россказнями, — сказал он.
— Правда есть правда, в свете дня или самой темной ночью. Нельзя вечно прятаться от правды, дядя.
— А где посол? Пусть он осмотрит их тела и убедится, что они именно так ужасны, как говорит леди Кейтрин.
В комнате веяло ветром — первым теплым весенним ветерком. Запахи цветов плыли и менялись, я различала то яблони Галена, то осеннюю листву Дойла, то сладко-тяжелые ландыши Риса, хрусткий лед — так пахнет богиня для Холода, — медовое пиво — это Эйб. Запахи перемешивались с ароматом шиповника.
![Екатерина Васина - Загадай меня [СИ]](/uploads/posts/books/2002/2002.jpg)